Их «заказали» в кафе

— Слушаю очень внимательно. — Кормилица смотрела на неожиданного гостя с неприязнью и вызовом. — Ваш визит связан с делом Гаджиевым?

— Безусловно. — Тураев старался вести себя спокойно. Пока ему это удавалось. — Я хочу задать вам несколько вопросов — без протокола.

— Разумеется! — кивнула Кобылянская. — Получи вы на меня хоть что-нибудь, сюда завалился бы взвод в масках и с автоматами. Значит, вам не удалось приплести меня ко всему тому, что, вероятно, имело место, то есть к противозаконным деяниям моего друга Магомеда Гаджиева. Так вот, он — мужчина, горец. Он согласен нести наказание. Но это ещё не значит, что его женщина должна быть ещё и подельницей. Никогда ни Магомед, ни кто-либо другой из моих компаньонов и служащих не подтвердят, что я в чём-то виновна. Если, разумеется, с ними будут обращаться гуманно, — усмехнулась Серафима, сцепив пальцы на колене.

Артур понимал, для чего она это делает — дрожь не должна была выдавать волнение бандерши. Здесь не помешал бы широко применявшийся в интим-империи Гаджиева детектор лжи, но майор Тураев не мог и мечтать об использовании этого достижения науки и техники. Кормилица ещё не созрела, а у него совершенно нет улик.

Предъявить плёнку с записью разговора об Арнольде он не может — адвокаты Кормилицы непременно уцепятся за то, что прослушивание офиса велось незаконно. Да и не очень качественная получилась та запись. Серафима вправе заявить, что голос женщины на плёнке лишь отдалённо напоминает её собственный. Кроме того, следствию и суду укажут на личную заинтересованность майора Тураева в этом деле — ведь речь идёт об его единоутробном брате. Он может быть пристрастен, и потому полного доверия не заслуживает. Догадки к делу не пришьёшь, а все оставшиеся в живых свидетели показывают только на Гаджиева и Манилова.

Те, в свою очередь, с пеной у рта отрицают участие Серафимы в их преступлениях. Артур и сам мог бы усомниться в осведомлённости Кобылянской относительно преднамеренного заражения людей СПИДом и гепатитом, если бы не имел прямых улик, которые, к сожалению. Не мог предъявить следствию.

— На Петровке их не пытают, — усмехнулся Тураев. — И о себе они всё рассказывают, заметьте, совершенно добровольно. Но почему вы решили, что против вас тоже что-то можно сказать? Я хотел побеседовать с вами лишь как с сожительницей Магомеда-Али Гаджиева. Вернее, скорее как с гражданской женой, хотя этот термин здесь неуместен. Или вы всё-таки что-то за собой знаете? — шутливо осведомился Тураев.

— Тогда зачем же вы так тщательно обыскивали мой кабинет в кафе? — медово улыбнулась Кормилица. — Соседи по городской квартире рассказали, как резали автогеном дверь и простукивали даже стены детской. К простой сожительнице такого интереса быть не может, верно ведь?

— Ну, почему не может? Ваш друг вполне мог попросить спрятать у себя какие-либо вещи, деньги, драгоценности, даже оружие и наркотики. Тогда вас можно было привлечь как соучастницу. Но это всё теория, Серафима Ивановна, потому что при обыске у вас ничего не обнаружили. Ни в городской квартире, ни в кафе, ни на рублёвской даче. Сама по себе связь с подозреваемым в преступлениях гражданином уголовной ответственности не влечёт. Я охотно верю, что вы ничего о бизнесе и прочих делах Гаджиева не знали. Тогда почему неделю назад вы поспешно скрылись из Москвы? Между прочим, хочу отметить, что ваши информаторы работают оперативно и грамотно. Ну а теперь прошу ответить на мой вопрос.

— Да, мне брат Магомеда действительно позвонил. Сказал, что наши заведения окружили люди в масках, там идёт обыск. Якобы бы нашли оружие и наркотики. Ну, во-первых, я вполне допускаю, что Магомед может впутаться в какую-нибудь сомнительную историю, — играя пленительными карими глазами, объясняла Серафима. — Но я же ничего не могла поделать. Кавказцы к женщинам относятся своеобразно. Очень ими интересуются, даже любят, но совершенно не прислушиваются к их мнению. А, во-вторых, какая мать не постарается увезти детей подальше от дома, где вот-вот может начаться обыск? Я уже потеряла старшую дочку и поэтому не хочу подвергать опасности младших. И я не ошиблась — обыск состоялся. Не хватало того, чтобы это произошло при детях! Ваня и так заикается.

— Когда хозяйка квартиры буквально бежит из города, согласитесь, возникают некоторые подозрения. Но всё уже позади, Серафима Ивановна. И я от лица своих коллег приношу извинения за причинённое беспокойство. Это же хотели сделать и в прокуратуре, но вы не явились по повестке. Я узнал адрес вашего отца и решил, что вы можете гостить у него. И приехал сюда…

— Только для того, чтобы выразить сожаление и попросить прощения? — улыбнулась Серафима, украсив щёки ямочками.

Её грудь всё сильнее и чаще вздымалась под свитером, а горло дёргалось. Значит, волнуется, и во рту у неё пересыхает, догадался Тураев. Не хватает только испарины для полной картины сильного душевного смятения.

— Нет, не только. Я хочу узнать, при каких обстоятельствах вы познакомились с Магомедом Гаджиевым. Вашим законным супругом был другой человек.