Их женщина

Его взгляд обнимает меня так ласково и крепко, будто хочет удержать над пропастью, в которую я готова была ступить, чтобы сбежать от своей боли. Он словно чувствует это. И мне хочется ему довериться. Такой, как Майкл, точно удержит, не даст в обиду. Ему хватит сил, чтобы удержать над бездной даже нас двоих.

— Я… — Говорит Джимми, хрипло вздыхая. — Я… Мы скучали по тебе.

Поворачиваюсь к нему и признаюсь:

— Я тоже.

Ведь, глядя на них, я с облегчением вспоминаю, как нам троим было хорошо вместе. Чувствую себя той самой Элли, какой была до всего этого.

— А… — разглядываю его с интересом, — а почему на тебе футболка Майка?

Его зрачки расширяются. Он на секунду теряется, оглядывая свой внешний вид с изумлением, а потом хмурится:

— Да… Не бери в голову, мы… в общем, просто махнулись.

Я поворачиваю голову и успеваю поймать настороженный взгляд Майкла, но не подаю вида, что заметила странностей в их поведении. Эти парни определенно что-то не договаривают, уж мне ли не знать.

— Рассказывайте, как там у вас дела. — Прошу, изображая подобие улыбки.

И они говорят-говорят, перебивая друг друга, постепенно скидывая напряжение и все больше расслабляясь. А я слушаю, глядя на них по очереди. Смотрю и не могу избавиться от одной-единственной мысли: кто я, вообще, без них? Как можно было пытаться выбрать кого-то одного из того, кого любишь и любишь? Это почти как решать, без какой руки или ноги тебе легче будет прожить. Да это же просто невозможно…

Тем более, сейчас, когда я раздавлена и уничтожена, когда только их присутствие держит меня на плаву, вселяет надежду на то, что будущее у меня еще может быть и обязательно будет.

Именно сейчас любые мысли о вынужденном выборе кажутся еще более нелепыми и невозможными. Из них нельзя выбирать — это преступление. Они — это я, а я — они. Нельзя решить, от какой части себя ты должен отказаться, и с какой сможешь потом прожить.

Выбрать кого-то одного — это как ампутация на живую, без наркоза. Отрезанная часть не сможет жить без тела, а тело так и будет болеть всю оставшуюся жизнь, ныть противной ломотой и уродливыми шрамами напоминая о том, чего его когда-то лишили.

— Вам нельзя сюда! — Слышится голос отца из коридора.

Дверь широко распахивается.

— Мне везде можно! — На пороге палаты появляется шериф со своими подручными, а за ними мой папа, взмокший от пота и разъяренный, и его коллега — мой лечащий врач мистер Браун. За их спинами прячется тихая, сцепившая руки в замок, Лилиан.

— Что происходит? — Восклицаю.

Но мой сиплый голос тонет в шуме голосов.

— Прошу немедленно покинуть палату. — Требует доктор Браун, но его беспардонно оттесняет к стене один из офицеров.

— Я уйду, только забрав с собой этих щенков! — Одутловатое лицо шерифа кипит от гнева, ноздри раздуваются, покрасневшие глаза горят безумием.

— По какому праву вы врываетесь сюда? — Не уступает мой отец.

Я смотрю на своих парней, пытаясь понять, в чем дело, но на их лицах никаких эмоций. Ни удивления, ни страха. Они будто ожидали подобного развития событий, поэтому выглядят сейчас замершими и немного отстраненными.

— Джеймс МакКиннон, Майкл Салливан, вы задержаны…— слова шерифа доносятся до меня сквозь звенящий гул в ушах, — по подозрению в нападении, нанесении тяжкого… и попытке убийства…

Что происходит?!

Я хватаю ртом воздух и чувствую, как рука Майкла крепко сжимает мою ладонь.

— Поднимай свою задницу, и поехали в участок! — Громыхает шериф.

— Какого черта? За что? — Спрашивает Джимми.

— Тебе повезет, сучонок, если мой сын выживет, если же нет… — Рука блюстителя закона сжимается на футболке парня.

Он хватает его за грудки и подтаскивает его к себе.

— Что произошло-то? Эй, вы, полегче! — Майкл отпускает мою руку и встает. — По какому праву вы его задерживаете?

Гнев Андерсона-старшего перебрасывается на него:

— Про права вспомнил? Лучше тебе ответить, умник, чем вы оба занимались сегодня ночью?

Джимми молчит, сжимает челюсти и прячет глаза в пол.

— А… что случилось сегодня ночью? — Майкл растерянно дергает плечами.

— Все ты прекрасный знаешь, сукин ты сын!

— Потрудитесь объяснить, пожалуйста.

— Ах, ты… — Шериф отпускает Джимми и делает шаг к нему.

Но между ними встает мой отец:

— Я не позволю вам так вести себя. Особенно здесь, в больнице, особенно с несовершеннолетними!

Андерсон сжимает зубы, чтобы не ударить его, а затем дает короткий знак своим подручным, и те скручивают Майку и Джимми руки за спинами.

— Может, вам еще зачитать ваши права, отморозки?

— Я не позволю! — Задыхается от возмущения мой отец. — Это произвол!

— Разберемся. — Усмехается шериф, отталкивая его.

— Объясните, что происходит!

Тот устало выдыхает и, оглядев всех присутствующих, угрожающе прикасается к кобуре:

— Дружки твоей дочери подозреваются в нападении, совершенном этой ночью на моего сына, Роберта Андерсона. Советую попрощаться с ними…

— Но они этого не делали… — Папа, тяжело дыша, преграждает им путь.

— Конечно, не делали. — Цокает языком шериф. — Пропустите нас, иначе я буду вынужден применить силу.