— Скоро вернется. — Женщина достает сигарету изо рта, выдыхает струю дыма и тушит окурок в пепельнице, стоящей на низком столике. — Велел мне дождаться его, сказал, что придет сообщить что-то важное. — Она вдруг замирает, оглядывает меня с головы до ног и хитро прищуривается. — Это с тобой никак не связано, а? Ну-ка, признавайся!
От ее грохочущего смеха у меня мурашки бегут по коже. Сьюзан хохочет, прикрывая ладонью беззубый рот, а, отсмеявшись, снова принимается обнимать меня. Сжимает в объятиях и похлопывает по спине.
— Да ладно, я пошутила. — По-отечески заботливо гладит меня пальцами по щеке и улыбается. — Давно я тебя не видела, дочка. Переживала. Все, что случилось…
— Не напоминайте. — Мотаю головой, отмахиваясь от печальных воспоминаний. — Пожалуйста…
— Ой, конечно. Конечно! — спохватывается она. — Идем-ка, выпьем кофе.
Мы идем на кухню, и в вежливых разговорах проходит еще полчаса. Джимми задерживается, поэтому мы решаем испечь ему пирог. Сьюзан занимается тестом, я режу начинку. Болтаем.
То, как тепло она принимает меня, буквально обезоруживает. Не важно, как низко жизнь заставила эту женщину опуститься, она сумела сохранить свой душевный свет. И ее забота, ее ласка, открытость, они заставили мое сердце растаять.
У меня не было мамы, поэтому я с удовольствием принимала и ее сочувствие, и добрые советы, и даже вырывающееся временами обиженное ворчание. Мне было уютно рядом со Сьюзан в этом прокуренном насквозь трейлере, и впервые за долго время я думала только о хорошем. Ничто не омрачало мое настроение за эти пару проведенных рядом с ней часов.
— Мой Джимми надежный. — Гордо говорит она, проверяя, разогрелась ли духовка. — Да что я говорю! Ты и сама все знаешь. И в кого он только такой? Целеустремленный, упертый. Без него мы бы с голоду сдохли давно. — Она помогает мне поднять противень с пирогом и указывает на плиту. — Давай, ставь, дочка. Я погляжу в окно, кажется, кто-то идет.
Я поднимаю пирог. Он достаточно тяжелый — на начинку мы не скупились. Осторожно шагаю к духовке, нагибаюсь и устраиваю его ровно посередине железной решетки, так он подрумянится со всех сторон. Довольно улыбаюсь своему кулинарному шедевру и самой себе. «Вот Джимми удивится. Я впервые приготовила ему что-то сама».
Любуюсь творением своих рук еще немного. Не тороплюсь закрывать створку. Слышится, как открывается входная дверь. Гляжу искоса, но из-за мощной фигуры Сьюзан не вижу вошедшего. Зато слышу, как он прокашливается. Да, это мой Джимми.
— Сынок! — Говорит женщина.
Ее руки уперты в бока.
— Мама. — Его голос напряжен. Звенит, как натянутая тетива. — Проходи. — Слышны еще шаги. — Мама, знакомься. — Пауза, сопровождаемая тихим шуршанием. — Это моя Мэгги.
Дверца духовки со скрежетом вырывается из моих пальцев и громко захлопывается. Мне хочется провалиться на месте и никогда не испытывать то, что я сейчас испытываю. Дикий стыд и острую душевную боль. Но приходится встать и выпрямиться, потому что все присутствующие уже обернулись на этот жуткий звук.
Джеймс
Откуда-то из подвалов сознания рвется наружу голос Майкла. С трудом продираю веки и пытаюсь рассмотреть его, но картинка перед глазами расплывается сотнями серых мутных разводов.
— Вставай, ты, придурок!
Он трясет меня за плечи, хватает за грудки, приподнимает.
Я не пьян, нет. Скорее, мертв. Любые поступки имеют свои последствия, ты лишь выбираешь путь наименьшего сопротивления — тот вариант, в котором отголоски твоих роковых свершений будут иметь наименее разрушительный эффект.
— МакКиннон, мать твою!
Я собираюсь с духом и скидываю с себя его руки одним стремительным, резким толчком. И окончательно просыпаюсь.
— Какого дьявола тебе здесь понадобилось? — Рычу.
Мои мышцы напряжены, голова проясняется. Теперь я четко вижу перед собой Майкла. Мерцающий за окном фонарь бросает желтые тени на его лицо. Он дышит часто и шумно, его пальцы сжаты в кулаки, взгляд горит гневом.
— Что происходит с Элли? — Торопливо говорит он. — Что ты с ней сделал?!
— Что? — Сглатываю.
Слюна с трудом продирается сквозь сухое горло.
— Я не смог от нее ничего добиться, она молчит. Сказала только что-то про тебя и Мэгги. Это правда?
Я встаю с кровати, шатаясь. Чешу макушку, пытаясь вернуть способность рассуждать здраво.
— Да. — Отвечаю.
Он подается вперед:
— Ну, и сукин же ты сын, Джимми!
Его лицо так близко, что я вижу перекошенный от злобы рот и стиснутые зубы. Майки буквально трясет от отвращения ко мне.
— Что ты хочешь? — бормочу.
— Что? — Изумляется он. Бросает взгляд на окно, за которым курит моя мать во дворе. — Что я хочу? А что ты хочешь? Ты, мразь. — Его кулак впивается в мою грудь. — Ты просил ее выбрать. Она выбрала.
Мне плохо. Дыхание сбивается, в груди холодеет. Мысли бурлят в голове, как волны в океане. Все труднее ухватиться хотя бы за одну из них.
— Я… просто передумал. — Перевожу глаза с его лица на темные стены трейлера, затем обратно.