Ихтамнеты

«А ведь Андрей правильно вопрос ставит, – задумался Седой. – Иезуитская философия государственных мужей, ведущих войну, когда самое бесценное из созданного Всевышним на этом свете – человеческая жизнь – девальвировано так, что судьбы десятков тысяч солдат приравниваются к стоимости ракеты или орудия. К этим инструментам смерти маршалы и генералы относятся куда бережнее, нежели к сыновьям простых матерей, отцам обычных семейств, братьям рядовых граждан страны, поднявшимся на выполнение приказа Верховного! Приберегая дорогостоящие ракеты к будущим победным наступлениям, кладут жизни безусых мальчишек, спелых парней и бывалых мужчин. А ведь каждый из них, ожидая конца артподготовки (если она вообще есть), надеется, что снаряды уничтожат вражеские окопы и сохранят их жизни ещё в одной атаке. Неужели даже в инновационном веке цифровых технологий наши правители могут себе позволять досужие рассуждения о том, что “баб на Руси много, ещё нарожают”? От кого нарожают? И чьими руками эти верховоды собираются запускать заводы и фабрики, чтобы снова вооружить армию? А экономику кто поднимать будет? Чужие дяди из Средней Азии или китайско-корейский пролетариат? Так много вопросов без ответа появилось на этой войне. А ведь она только начинается…»

Андрей снова взялся за ножовку и продолжил распиливать принесённые с утра сухие стволы деревьев, как вдруг снова отложил работу и неожиданно прервал философский внутренний монолог Чалого:

– Ты в сны веришь?

– Верю. Я даже тебе могу сказать, что недавно мне пришло некое откровение…

– В смысле?

– Не поверишь, но именно данную ситуацию я уже видел во сне… правду говорю.

– Это как дежавю?

Сержант прикурил, спрятал зажигалку в боковой карман и продолжил:

– Я уже видел, как мы с тобой сидим вот так, на завалинке, разговариваем, вопросы философские обсуждаем, дрова пилим, солнце греет…

– Так мы с тобой знакомы меньше месяца. Как ты мог меня видеть?

– А вот когда видел, то я не знал, кто ты такой. Теперь вот вспомнил сон и точно знаю, что это был ты.

– Ну ладно. И что там дальше?

Чалый глубоко затянулся.

– Дальше какая-то хрень типа кипежа вокруг. Не помню, как и что, но знаю, что всё обойдётся.

– А я, между прочим, тоже сон видел с тобой. Ей-богу, вот тебе крест!

Андрюха перекрестился и хотел было договорить, но тут откуда-то сверху прокричали:

– К бою! Танковая атака с направления 10.45! Постам занять боевые позиции!

* * *

Уже через мгновение распахнулись двери и ворота западного цеха, из которого, спотыкаясь о недорубленные по ленья и валяющийся сухостой, побежали бойцы, держа в руках автоматы, гранатомёты, ящики с боекомплектом. Чалый и Кибало также кинулись за своими РПГ-7 с «морковками». Через минуту практически весь личный состав, остававшийся в периметре элеватора, находился в окопах, блиндажах и на огневых точках, подготавливая личное оружие к боевому применению. Через фронтальные ворота выехал Т-72 и, хлёстко сделав девяносто градусов влево, резко рванул в направлении предполагаемого прорыва украинских танков. Шумно завелась боевая машина пехоты с укреплённой на броне системой ПТУР². На крыше штабного корпуса два бойца лихо разворачивали станковый противотанковый гранатомёт «сапог» и затаскивали к нему ящики со снарядами.

Чалый заранее выкопал себе окопчик с учётом возможного быстрого перемещения в ближайшее укрытие, которым служил ангар с бетонными стенами. Андрюха укрылся в пяти метрах позади и должен был сделать выстрел первым, быстро соскочив за высокий бруствер блиндажа слева. На следующий выстрел из гранатомёта у Чалого оставалось всего пять секунд.

«Всё рассчитано. Лишь бы пацан не дрогнул», – нервно думал он про себя.

Вся западная сторона элеватора ощетинилась стволами, а со стороны Отрадного на помощь уже летели два Т-80 с пехотой на броне.

Майор Ксенофонтов, подбежав к укреплениям группы Рейнера и убедившись в боевой слаженности российских контрактников и донецких резервистов, хлопнул по плечу Гошу и, пытаясь перекричать шум разворачивающейся техники, как всегда, лаконично пожелал:

– Удачи, пацаны!

Наступило напряжение, и даже шум работающей дизелями брони не мог заглушить поступательные удары пульса в висках. Пот на ладонях, мелкий тремор в коленях, впившийся в загоризонтную даль взгляд и сумасшедший калейдоскоп беспорядочных кадров из далёкого и совсем недавнего прошлого – из всего этого состоит человек в ожидании страшной неизвестности.

«Главное – чтобы не наступило оцепенение от страха у неопытных, а бывалые помогли новичкам сделать первый выстрел по цели», – говорил Рейнер себе своим же внутренним голосом.