Ихтамнеты

– А он его и привёл на эту должность. У нас ведь как в стране-то? Если видят, что главный одобряет, то и всем лизоблюдам так и хочется ещё больше одобрить даже самую гнилую и никчёмную идею… Вот так наше «самое лучшее» превратилось в фикцию. Как результат: ни тебе рабочих с умелыми руками, ни тебе инженеров с думающими головами, ни тебе квалификации, ни тебе профессионализма. Сегодня в системе образования России нравственность будущих поколений воспитывается на примитивности и вульгарности, безразличии и часто элементарном непрофессионализме. В результате получаются люди нового потребительского типа: пустые, алчные, злобные и жестокие. Они даже в институты поступают не для того, чтобы потом что-то создавать, а где больше бабла хапнуть и ничего не делать. А работают пусть кишлачники, которым научно-технический прогресс не нужен на простейших работах за три копейки, где и обезьяна справится. Где же место российскому мужику? Кукиш с хреном и в лучшем случае вахта на Крайнем Севере. Да и работа там не столько обогащает рабочего, сколько сокращает его жизненный путь.

– Если эта война затянется, то кто же потом экономику поднимать будет?

– Если кончатся узбеки, приедут негры. Грустно, но так и будет. Это, брат, история показывает. Ты на Европу глянь… Вот то-то и оно…

Тут снова оживился Бомбалелло:

– Ну так скажите кто-нибудь: война скоро закончится?

– Когда заваривается война, люди обычно говорят: «Ну, это не может продлиться долго, слишком это глупо». И действительно, война – это и впрямь слишком глупо, что, впрочем, не мешает ей длиться долго, – подытожил разговор философским опусом Рейнер и натянул капюшон спальника на голову

Сухие дрова трещали в разгоравшемся пламени костра, обдававшего жаром спящих вокруг солдат, а за стенкой занятого ими ангара порывами поднимался весенний ветер, несущий тепло и новую жизнь на смену несправедливо задержавшейся зиме.

* * *

Наутро было объявлено о бане… Парням из донецкого корпуса, оказавшимся на позиции с российскими контрактниками, просто повезло. Они и мечтать не могли, что в полевых условиях будет возможность просто помыться целиком с горячей водой. Необычным было увидеть и саму полевую баню, представлявшую собой комплекс из трёх КамАЗов, плотно стоявших друг к другу и соединённых между собой различными шлангами. Крайняя машина справа, как оказалось, была раздевалкой, где могли свободно разместиться человек двадцать. В корпусе кузова средней машины размещалась душевая на столько же персон. Машина с левого края выполняла функции насосной станции и котельной, подававшей пар и горячую воду. Как таковой привычной парилки не было, как не было и веников, но солдаты после помывки под горячим душем выходили румяными и распаренными, будто побывали в жаркой русской бане.

До группы Рейнера очередь на помывку не дошла, так как поступил приказ выдвигаться в полной выкладке на выручку попавшим в окружение донецким резервистам. Колонна из двух танков, двух «мотолыг» и десанта на броне в составе неполного взвода гранатомётчиков и автоматчиков отправилась в сторону Харькова. По переданной из

штаба донбасского полка информации, в посёлке городского типа Ольховка подверглись нападению две роты третьего батальона. Боевая стрельба была слышна ещё с утра, но пока разобрались, в чём дело, времени ушло много, и ничего другого не оставалось, как срочно просить мобильную группу российских мотострелков прийти на помощь союзникам..

Вернулись парни через четыре часа, когда «банный комплекс» успел убыть в расположение соседнего танкового полка.

– Ну вот, опять не помылся, – с досадой произнёс самый молодой из команды Рейнера, кучерявый Руслан, прикомандированный из Таманской дивизии. – Когда теперь следующая баня приедет?

Руслан был призван лишь за три месяца до начала операции, но, не дожидаясь приглашения, сразу после курса молодого бойца пожелал заключить контракт с армией. Он уже успел побывать в жёсткой перестрелке с украинскими пограничниками ещё 24 февраля и по праву мог считаться бывалым воином.

– Ладно, не бухти. Молись, что живыми вылезли из этой Ольховки, – попытался успокоить младшего товарища питерский контрактник Володя Щербатый, отстёгивая тяжёлый бронежилет-разгрузку и сбрасывая его на пол.

– И не говори, Вован. Помоемся ещё через недельку. Зато пацанов вытащили из такого дерьма, что мама не горюй, – поддержал однополчанина Артём.

Всегда молчаливый Француз свалил пулемёт рядом с бронежилетом, потянулся и устало сел на скамейку поближе к костру. Арсений, оставив трубу гранатомёта в углу помещения и уложив рядом с ней сумку с боезарядом, последовал примеру Валентина и дрожащими пальцами попытался выбить сигаретку из помятой и промокшей пачки «Примы».

Наконец в цех элеватора ввалился Гоша Рейнер, а следом, как верный Санчо Панса, – увалень Окороков, тащивший на плече два термобарических пехотных огнемёта «Рысь», так и не использованных в последнем бою.

Андрюха Бомбалелло занимался дровами, Чалый распаковывал сухпай и раскладывал его содержимое на импровизированный стол – ящик из-под гранат.