Ихтамнеты

День за днём прошла очередная неделя. Противник больше не хулиганил, он уже просто наглел день ото дня. Дроны и прочая летающая нечисть чаще пытались подлететь к периметру, а рядом расположившийся расчёт ПВО еле успевал чистить небо. В сторону Ольховки, Суворовки, Горяновки раз в сутки проходила какая-нибудь техника с бойцами на броне и в кузовах грузовиков. Горячее питание отладили, хотя норма оставалась небольшой, что никак не способствовало сытности гречки, разбавленной в котле на сто литров десятью пол-литровыми банками тушёнки. Народ на глазах сбрасывал «гражданские» оплывшие бока и пивные брюшки, чего нельзя было сказать о тюленеобразном поваре с постоянным самогонно-чесночным амбре и торчащим из-под задранного нательного белья рыхлым мамоном.

Оборону укреплять не переставали, подтаскивая к уже вырытым окопам всякий строительный и металлический хлам, повсюду валявшийся внутри периметра. Несколько раз провели учебную тревогу и, к изумлению командиров, ни один из бойцов не показал своего равнодушия к тренировкам, выполняя поставленные задачи с усердием, достойным боевого применения.

И всё же холодные ночёвки на постах и в ангарах, беспрестанное чувство беспокойства, сопряжённое с задавленной в себе тихой паникой в предощущении непоправимого, начали сказываться на здоровье некоторых бойцов и командиров. Свистящий непрерывный кашель по ночам от спальных мест стал привычным явлением, хотя никто не выпрашивал час-другой, чтобы сходить в медсанчасть померить температуру и принять микстуру. Пневмония переносилась на ногах и даже без температуры. Так бывает. Редко, но бывает. Особенно такое встречается на войне, когда стресс включает дополнительные резервы иммунной системы человека. В один из дней даже бывалый сержант Чалый с двадцативосьмилетним стажем купания в ледяной воде вдруг начал резко терять голос, выговаривая слова с усилием, предварительно сглатывая некую образовавшуюся внутри горла опухоль. Было больно даже просто глотать слюну.

* * *

По рации объявили благодарность за ликвидацию диверсантов с чешским миномётом и дали команду готовить на отправку «ольховцев» во главе со старшим прапорщиком Андреем Гавриленко в посёлок Шестаково, что расположился на перекрёстке дорог на Старую Салтовку и Суворовку. Там уже три недели стоял стрелковый взвод музыкантов. Не музыкальный взвод, а именно подразделение, состоящее из самых настоящих профессиональных музыкантов, но без инструментов.

Волна мобилизации внезапно окатила не только простых работяг, вузовскую молодёжь, инженерную интеллигенцию, аппаратных разночинцев и колоритное маргинальное сообщество. Не обошла стороной она и большой симфонический оркестр Донецкой государственной филармонии, забрав на фронт весь цвет музыкального профессионального бомонда города и республики. Заслуженно-народные и признанно-заслуженные, лауреаты с дипломантами всевозможных музыкальных национальных и международных конкурсов имени именитых композиторов – так выглядел незадолго до 24 февраля 2022 года коллектив оркестра, где творили и радовали искушённого любителя симфонической музыки мастера струнно-смычковых, медных и деревянных духовых и ударных инструментов. Одних скрипачей в двух составах оркестра было восемнадцать человек плюс пять-шесть виолончелистов. Теперь вся эта музыкальная артель «играла» на других инструментах: автомате Калашникова и разнообразных модификациях пулемётов с той же фамилией, ручных, станковых, автоматических, противотанковых и противопехотных гранатомётах, снайперской винтовке Драгунова и, наконец, пистолете Макарова взамен дирижёрской палочки. Вместо нот – тактические карты, барабанщикам – гранаты, а чувак с камертоном теперь сидел на «тапике»⁴: «Аллё, барышня, я Первый, дай Второго…».

Знающие люди говаривали, что после войны оркестр придётся набирать заново, а тем, кто даже останется в живых, надо будет искать новую работу. Дело в том, что руки музыканта да и в целом тело – это ещё один инструмент, который надо беречь. Руки и музыкальный инструмент связаны одним нервным импульсом от мозга через уши, плечи, локти, кисти, кончики пальцев, в этом процессе участвуют спина, корпус и даже ноги, а заканчивается этот импульс на дне клавиши как конечной точки приложения усилия при извлечении звука. Так что руки музыканта – не молоток, который физически ударяет по струне. Они требуют бережного обращения, иначе всё закончится потерей не только мастерства, но и вообще умения играть, тем более в симфоническом оркестре. Едва ли разрывы бомб и близкая работа артиллерии способствуют сохранению филигранного слуха, так необходимого профессиональному музыканту. Сомнительно, что обмороженные, перебитые осколками пальцы повторят виртуозную работу по струнам скрипки или арфы. И всё это даже при условии, что солдат вернётся с обеими руками и десятью пальцами.