Ихтамнеты

– Хреновые, Блондин, дела у пацанов, – сделал наконец заключение Ковальчук.

– Зато живы, если тел тут нет. А может, они того?

– Чего «того»?

– Ну, сбёгли, удрали, что ли.

– Ага! Сначала по цинку патроны выпустили, коров с укропами покрошили и побежали куда глаза глядят! – Миша пальцами изобразил убегающих человечков и засмеялся. – Так бы им и дали сбежать. Есть квас, да не про нас. В плену они, век воли не видать. А это не самый хороший вариант, если вспомнить, что нацисты в Ольховке с парнями сделали. Если их сцапали, то скоро мы пацанов на «Ютубе» увидим. «Кракены» это любят показывать.

– Ас чего ты взял, что тут «Кракен» был?

Ковальчук молча поднял оторвавшийся шеврон с изображением вооружённого осьминога и надписью «Працюе Кракен».

– Бачишь? Разумиешь? – спросил он Блондина на украинской мове.

– Работает «Кракен», – ответил напарник.

Послышался шум приближающегося транспорта. Машины шли со стороны Харькова прямо по шоссе. На головном «Козаке» развевался красно-чёрный стяг «Правого сектора», за ним следовали танк Т-72, БМП-1, БТР-70. Где-то далеко позади шло два зелёных небольших автобуса непонятной марки.

– Чего тупишь, дубина?! – вскрикнул Ковальчук и подтолкнул товарища за выступ разрушенной стены.

– Шо делать будем, Миха? – заметно волнуясь, спросил Блондин. – Хана нам, если заметят!

– Что делать, что делать… Снять штаны и бегать! – ответил Мишка и тихо рассмеялся собственной шутке.

Колонна встала на уровне бывшего первого блокпоста. С брони соскочило до десятка бойцов в песочной камуфляжной форме, бронежилетах и касках натовского образца. Группа быстро исчезла в зарослях кустарника в направлении жилого массива, где ещё утром Сава пытался организовать круговую оборону. Из автобусов также высыпало немало военных, которые тут же сосредоточились в цепь по обеим сторонам дороги и тронулись в сторону коровника и перекрёстка, заняв который укропы вполне могли захлопнуть выезд из Суворовки в восточном направлении. Техника продолжила движение по остаткам асфальтированной дороги.

Ковальчук понимал, что им с Блондином прямой дороги до своих в штаб больше нет, так как она проходит через просматриваемое противником шоссе. Идти в обход будет непозволительно долго и может оказаться бесполезным передвижением.

– Вот что, братуха, – чётко и размеренно начал Ковальчук, – возьми и приготовь гранаты. Потом ползком займи место в канаве вдоль дороги. Когда начну стрелять, брось одну за другой прямо под «Козака». На метров двадцать сможешь кинуть?

– Боязно, но куды деваться… Брошу как-нибудь, – не скрывая ажитации в голосе, ответил Блондин.

– Не «как-нибудь», а прямо под брюхо брось. Только не мандражируй и не сорвись раньше времени. Только когда я открою огонь, ты бросишь. Дёрнешься раньше – тебя скосят вмиг. Видишь, как идут? Прямо как продолжение собственного автомата. И патрон в патроннике, и предохранитель снят. Чуть какой шорох – сразу палить начнут.

– А ты как же? А ты меня не кинешь? – с какой-то рябью в голосе пролепетал Блондин.

Мишка удивлённо посмотрел в лицо Блондина, хлопнул напарника по плечу и весело ответил:

– Большой ты, зёма! Календарей перекидных начитался за жизнь, наверное, уйму. Да так и не понял, что шахтёры своих на дороге не бросают. Сразу видно, что не горняк ты.

– Ага. Я на машинно-тракторной станции слесарил в Старобешеве.

– Крестьянский сын, значит, кулачьё? Да, брат, вы нашему пролетариату никак не родня. Но не боись. Ты только всё правильно сделай и сразу, как кинешь, осколки пропусти лёжа, досчитай до трёх – и бегом на ту сторону дороги. Всё понял, хлебороб? Я в это время стрелять буду, так что будешь под моим прикрытием. Ясно?

– Ага! Ясно! – всё ещё волнуясь, ответил боец.

Колонна медленно подходила к перекрёстку. Танк, следовавший вторым после «Козака», не переставая крутил то влево, то вправо башней. Из люка торчала голова танкиста в шлемофоне. Пехота, осторожно ступая по придорожному гравию, внимательно осматривала остатки прилегающих кустов. До лежанки Блондина осталось пять метров… Миша уложил четыре магазина перед собой, пятый вставлен в автомат, затворная рама взведена. Осталось три метра. Рано голову высовывать. Лишь бы «аграрий» не струхнул. Остался метр. Вот ещё, ещё… И Миша Ковальчук встал на колено и нажал на гашетку.

Он стрелял так, будто в руках у него был не автомат, а водяной шланг, которым очень быстро надо погасить бушующее пламя, поливая густо и непрестанно. Сразу же подкосило двоих слева и одного справа дороги. Голова в танке испарилась. «Козак» резко остановился, и тут же под его днище влетела «эфка», брошенная Блондином. Мишка рухнул на землю. Взрыв! Мгновение… Взрыв!

– Беги-и-и! – что есть мочи всей гортанью заорал Ковальчук.

– Ур-ра-а-а! – послышался над головой Мишки неожиданно звонкий фальцет Блондина и тут же стих где-то в противоположном кювете.

«Вау! Эти русские даже отступают с боевым кличем!» – наверное, удивился какой-нибудь польский капрал, сидя в танке и наблюдая за происходящим в пулемётное окошко.