Ихтис

– Так же, как ты деда наказала? – сипло спросил он, словно крючок с наживкой забросил. – В ту ночь, когда пришла к нему в последний раз…

И затаил дыхание.

– Его не хотела, – сквозь слезы пробубнила Акулина. – Он сам виноват! Зачем меня больно схватил?

– Как схватил? – эхом переспросил Павел.

Облако саваном окутало солнце, и мир поблек, обрел новые очертания.

…на скамье сидит Акулька, и, похныкивая, упирается лбом в плечо Захария. Полумрак, помаргивают лучины, разбиваются о стены сруба острые тени. Ладонь старика гладит девчонку по плечам, по спине, спускается на живот…

– За ляжку схватил, – донесся всхлипывающий голос. – Потом тут…

Сухая и жадная ладонь пауком ползет по животу, ныряет между бедер.

– Больно!

Акулина вскрикивает, отпихивает старика, вскакивает сама.

– Злой деда! Пусти! Пошто Акульку обижаешь?

Толкает снова. Он падает на спину, затылком на печь. Побелка быстро темнеет…

Как говорила бабка Матрена? Захар сам из ссыльных, оттого и епитимья на нем. Одной рукой лечил, другой вредил, прикрывался благочестием, а втайне грешил. Маланья с ним добровольно сожительствовала, а он, как обессилел, без разбора к девчонкам подбирался. Может, и не раз Акульку трогал, а она молчала, но все-таки льнула к старику, подпитываясь целебным Словом.

«Так и объясним: убийство по неосторожности», – подал голос Павел.

Вот только что делать с поленом? Добил же кто-то старика у самого порога. Сама Акулина в отместку? Или кто-то еще?

– Тебе за нашего Кирилла! – как сквозь набитую пухом перину кричала боевая баба. – За своими щенками следи!

– Это Рудаков щенок, по-собачьи и утопили, – огрызались в ответ. – А я за своих Егорку и Савелку, сволочь такая, всем горло перегрызу!

И снова сцепились, и снова полетели пух и перья! Нет никого злее, чем защищающая ребенка мать. Кому горло перегрызет, кого поленом добьет…

… взмах! И отлетает голова у дергающейся птицы.

Взмах! И старик падает у порога, вывернув парализованную руку…

Озарение вспыхнуло молнией, заметались чужие мысли:

«Я знаю, кто убил!»

– Заткнись! – рыкнул Андрей, впился ногтями в раненую ладонь.

«Надо сказать участковому. Пусть Емцеву звонит, я докажу!»

– Умолкни! Я никуда не пойду!

Боль ввинтилась шурупом, пронизала руку до самого локтя, теплая влага заструилась между пальцев.

Не надо никаких участковых, никаких доказательств. Плевать на Захарку! Незаслуженно ему Слово от колдуна Демьяна досталось, назло Степану, так воздалось теперь Захарию по заслугам, раздавили, как червя, отправили в прах.

– А я жить буду! – забормотал Андрей, царапая рану. – Жить, жить!

Забрать Слово, а с ним сам черт не страшен! И никакой мертвый старик, никакой Черный Игумен, ни даже родной брат, отправившийся в небытие, не посмеют стоять на пути.

Реальность вернулась, оглушила многоголосьем, и Андрей дернул Акулину за плечо:

– Идем!

– Куда? – она непонимающе подняла припухшее лицо.

– В безопасное место. Там тебя никто не найдет, обещаю.

Он старался говорить спокойно и дружелюбно, так, чтобы девчонка поверила. Надо уходить, как можно быстрее и дальше. Нутром чуял: грядет беда. Напряжение ощущалось в ветре, поднимающем с земли пылевые смерчи, в дрожании осин, в холодном мерцании креста Окаянной церкви. И чем дольше плакала Акулина, тем темнее становилось небо, тем реже солнце выглядывало из-за облачного савана. Может, это гроза шла по пятам от самой Лешачьей плеши, чтобы забрать Андрея из мира живых.

Мертвецы не прощают предательства.

– Не пойду с подселенцем, – заупрямилась вдруг Акулька. – Боюсь тебя. Где настоящий?

Андрей заскрежетал зубами. Вот ведь поганка! Узнала!

– Я настоящий, – сквозь зубы процедил он.

– Неправда! Врешь! – заголосила Акулина, вырываясь. – Пусть настоящий дядька придет! Зачем его держишь?

– А ну, отойди! – зашипели рядом.

Андрей обернулся. К нему быстро приближалась кудрявая девица в белой рубахе.

– С какой стати? – огрызнулся Андрей. – Девчонка плачет, не видишь? Утешаю ее.

– Никудышный из мертвяка утешитель, – хмыкнула ведьма и, присев, обняла Акулину. – Не плачь, не реви, моя хорошая.

– Страшно, Аленка! – жаловалась девочка, уткнув лицо в ее плечо. – Люди злые.

– Не все злые, и хорошие есть.

– Нету, – упиралась она. – Притворяются все. Снаружи цельные, а внутри гнилушки. Даже деда был, даже папка с мамкой…

Не договорила, всхлипнула и затихла. Андрей с завистью следил, как ведьма гладит девчонку по макушке, нацеловывает в мокрые щеки, и Акулина льнет к ней доверчиво и робко. А ведь была его добычей! Несправедливо!

Андрей снова принялся ковырять рану, и в сердце копилась черная злоба.