– В меня попала молния! – прокричал Андрей. – Я умер, но Слово оживило меня!
Он развел руки и впился ногтями в ладони. Из раны снова потекла кровь, и кто-то из женщин ахнул:
– Господи, у него стигматы!
Люди заволновались, лихорадочно заблестели глаза. В едином порыве распрямились опущенные плечи, развернулись легкие, с губ покатились вздохи и возгласы:
– Боже!
– Правда…
– Ах!
– Слышал?
Волна катилась над землей, дрожал и ежился предгрозовой воздух, и это нравилось Андрею. В его руках сейчас были нити, а люди стали куклами, послушными его воле. Пока без Слова… но лучше бы отыскать его. И как можно скорее.
– Вот причина моего пробуждения и моего прихода к вам! – возвысил голос Андрей, обводя собравшихся покрасневшим глазом. – Господь сказал: иди, Андрей, и стань для заблудших новым пастырем! Но прежде направь Мой гнев на лжепророка, чтобы очистить души грешников и вернуть Слово!
– Какое наказание будет за ложь?! – вскричал брат Маврей и потряс кулаками.
– Огонь и червь! – отозвалась толпа. – Огонь и червь…
Люди сплотились, поднялись, потекли с холма. Андрей с мальчишеским восторгом глядел на свою новую паству, и это не шло ни в какое сравнение со школьными компаниями, в которых Андрей ходил лидером. Та жизнь закончилась вместе с детскими шалостями, самым страшным из которых был побег из дома или угнанный велосипед. Здесь ждала его настоящая власть и настоящие дела, увидев которые, содрогнулся бы и сам Степан Черных.
«Убивший дракона сам становится им», – дразнящий шепоток Павла на миг омрачил его торжество, но Андрей лишь сильнее вонзил ногти в рану и сильно-сильно зажмурил полуослепший глаз.
– Ты проиграл, слабак! – прошипел он. – Сгинь!
И следом за Краснопоясниками поспешил в Червонный кут.
Правая половина тела – та, которую задела молния, – слушалась с трудом. Поэтому доковылял до избы Степана Черных последним, и на подходе услышал окрики:
– Вон он! Держи! Убег, сука!
И засвистели по воздуху камни.
Нет никого страшнее фанатиков, разочаровавшихся в своем пастыре.
«Зачем тебе это?» – спросил Павел.
Правый глаз пульсировал, словно кто-то внутри головы методично и медленно поворачивал его крючками. Андрей приложил ладонь к лицу, нажал пальцами веко. Боль утихла и стала тянущей и едва различимой, но по-прежнему неприятной.
«Ты умер, – продолжил гнуть свою линию Павел, и шепот его окреп. – Тебя больше нет. Я едва не спятил, когда ударила молния, и придумал тебя…»
– Я есть! – сквозь зубы процедил Андрей, хромая к лесу, где скрылись преследователи. – И всегда был. Вспомни, как ты пытался пригласить Юльку на свиданку? Ты хотел ее, придурок, потел и мямлил, и внутренне так завидовал мне, который мог бы подойти, схватить ее за задницу и оттащить в ближайший подъезд! Признайся, завидовал?
Павел промолчал. Молния вспорола небо, и упругая ветка едва не хлестнула по щеке, Андрей поймал ее в воздухе и в раздражении переломил. Вдалеке кричали и бесновались люди, когда-то послушные овцы, а теперь волки с одним только желанием – растерзать бывшего вожака.
– Когда бабка таскала тебя по шарлатанам, – продолжил Андрей, – жалел, что выжил ты, а не я. Совсем немного, подсознательно, но ведь жалел! Что сделал бы я тогда? Послал бы старую каргу на хрен с ее заговорами и ясновидящими! Тогда бы и слух сохранился… Правда, – Андрей сощурился и несколько раз тряхнул головой, избавляясь от проклятого звона в ухе, – ты и так иногда представлял себя мной. И когда бабка звала тебя «Паша, Паша!», притворялся оглохшим.
«Я и был таким!»
Звон в ухе стал настойчивее, злее. Гроза ворчала, сизым брюхом наползая на лес. Перед глазами замельтешили кресты.
– Вот именно: был! – процедил Андрей. – Да весь вышел.
Он с силой рубанул раненой ладонью ближайший крест. От пальцев до локтя протянулась огненная игла, Андрей взвыл и сунул ладонь подмышку. Пропал назойливый шепот, пропали чужие образы, и правым глазом он ослеп, а левым видел – Черных стоял возле могилы деда, в очередной раз пытался вывернуться, да только без толку. Удача покинула его, как раньше покинуло Слово.
Потом Андрей заговорил. И паства ему внимала…
Когда раздался выстрел, Андрей испугался. Но страх быстро прошел, а вместо него пришла уверенность: вот миг, ради которого он все и затевал! Черных упал и, оставляя влажный след, полз к Окаянной церкви. Никто не преследовал его, все замерли, выжидая. Над кладбищем витала смерть. Андрей, вернувшийся из мира мертвых, хорошо помнил ее запах: он чем-то напоминал запах операционной. Тогда не он – Павел, – очнулся под ярким светом ламп, и видел людей в медицинских масках, и чуял запахи крови и лекарств. Он надолго забыл о них, но вспомнил теперь снова. И, как собака, пошел по запаху, по кровавому следу, к разинутому зеву черной церкви.
Черных не успел уйти далеко, лежал у самого порога, запрокинув окровавленное лицо. Белая рубаха стала красной и быстро темнела. Андрей нагнулся и вздрогнул – из груди торчал деревянный, наспех обструганный кол. Он, было, отшатнулся, но заметил что-то еще, лежащее рядом.
Блокнот в кожаном переплете.