Ихтис

– Истинно так, – безмятежно ответил старик. – Блаженны слышащие Слово Божие и соблюдающие его. Услышишь и ты, коли веру в свое сердце впустишь. Трава засыхает, цвет увядает, а Слово пребудет вечно.

– И мертвых к жизни можно вернуть? Вот как утонувшего мальчика?

– Но скажет кто-нибудь: как воскреснут мертвые? и в каком теле придут? Безрассудный! то, что ты сеешь, не оживет, если не умрет. Сеется тело душевное, восстает тело духовное…

В слуховом аппарате щелкнуло, словно кто-то издал короткий смешок. Павел встревожено огляделся: вечер окончательно вступил в свои права, вымазав чернилами и лес, и Червонный Кут, и золотую луковицу Троицкого собора. У крайнего дома, избы старика, жалась фигурка в сарафане и белом платке.

– Ульянка уже встречает, – проговорил Захарий. – За дочерью пришла, видать. Ну, так дальше я сам дойду. Спасибо, соколик, что проводил. А ты, коли надумаешь, так приходи завтра в полдень. Как уверуешь – так и будет тебе.

Он выпростал руку у опешившего Павла и заковылял к дому.

10. Темна вода

Не спалось. Едва только накатывала дремота, как в голове звенело тревожное: чудо или нет?

Павел думал об этом весь вечер после возвращения домой, пролистал получившиеся снимки. В блокноте появились записи: «Хождение по воде», «Воскрешение», и рядом – несколько вопросительных знаков. В графе «Против» Павел написал: «Массовый гипноз» и дважды подчеркнул фразу.

Ритуалы работают по одной и той же схеме: определенная музыка, однообразные повторяющиеся движения, выкрики или монотонные молитвы, хоровод на берегу. Все это погружает участников в транс, а зрителей заставляет поверить в происходящее. Павел все больше утверждался в мысли, что перед ним развернули показательный сеанс групповой гипнотерапии.

«А теперь на счет «три» вы поверите, что человек идет по воде…»

И Черный Игумен трижды хлопает в ладоши.

Тогда понятен и феномен Леши Краюхина: мальчик прошел курс лечения, но для полного исцеления не хватало веры.

Как уверуешь – так и будет тебе. Эффект плацебо.

Павел промучился до часу ночи, но в итоге сдался. Ажурный ночник плеснул на подушку коньячной желтизной. В обволакивающей тишине было что-то непривычное, напряженное – затишье перед бурей. Помассировав лоб, Павел вздохнул и принялся одеваться: не мешало освежить гудящую голову.

За порогом разливалась ночная прохлада. Желтки фонарей висели над крышами, тускло подсвечивая изрезанную тенями дорогу. Хозяйский пес высунулся из будки и затявкал – неслышно, потому что слуховой аппарат остался дома, на столике. Павел прицыкнул на лохматого охранника и вышел за калитку. Дом бабки Матрены – последний, освещенный. Дальше царила темень, в которой избы старца Захария почти вовсе не было видно.

Темна вода во облацех…

Неплохое название для будущей статьи. Или лучше: «Лазарь, восстань!» Пафосно, как раз по вкусу Евген Иванычу. Оставалось только гадать, какие сюрпризы приготовит старец к завтрашней встрече. И хорошо бы они остались наедине: уж Павел постарается узнать и об истории села Погостово, и об Окаянной церкви, и о Слове.

Что-то живое коснулось голени. Павел опустил взгляд. Блеснули отраженным светом пуговки глаз

Кошка. Черная, как сажа.

– Кс-кс! – позвал Павел, не слыша собственного голоса. Кошка приоткрыла пасть, словно улыбнулась. Из будки выскочил пес и, натягивая цепь, забегал вдоль забора. Как бы не разбудил хозяйку!

– И-ди сюда! – снова попробовал Павел. Захотелось узнать, есть ли у этой кошки белое пятно на лапе? Но поймать не удалось: зверек метнулся в тень, вытянув подрагивающий хвост, и Павел шагнул следом, выходя из освещенного фонарем круга в пустую черноту.

Силуэты стали резче, контрастнее. Дом старца выглядывал из-за покосившегося плетня, как сказочный горбун. За черным шрамом оврага выступал косогор, утыканный избами Червоного Кута, словно бородавками.

Со стороны оврага показался силуэт. Павел отступил было назад, к оранжевым пятнам света, где заходился лаем сторожевой пес и над крышами висели клочья дыма. Но вовремя понял, что так его сразу увидят, поэтому прижался спиной к забору, надеясь, что ни шагами, ни дыханием не выдаст своего присутствия. Силуэт метнулся к избе старца и замер, словно ожидая чего-то. Потом сложился вдвое – человек присел на корточки и убрал со лба налипшие кудри.

Девушка. Та самая, с кладбища.

Из черноты выскользнула кошка и легко прыгнула в подставленные руки. Девушка поднялась, прижимая зверька к груди. Оглянулась по сторонам: не видит ли кто? И устремилась к оврагу, подметая юбкой дорожную пыль.

Что она делает ночью возле дома старца?

Подождав, пока силуэт растворится в залитой чернилами низине, Павел осторожно прокрался к забору. В доме Захария ни огонька, во дворе – ни души, только призрачно белеет постиранное белье, да от сарая к порогу тянется цепочка наколотых чурочек.