Ихтис

– Безгрешен был Захарий, – ответил Степан. – Потому и передал душу Господу, тело – миру, а Слово – мне. Помнишь, брат Маврей, как архангел Рафаил исцелил слепого при помощи желчного пузыря, взятого у рыбы, а злого духа изгнал, когда воскурил сердце и печень? Вот так и я принес прозрение и покой общине. Оцените ли это?

Брат Маврей молчал, все так же глядел под ноги. Его била дрожь, пальцы сминали скрученный мешок. Степан подошел, мягко положил ладонь на плечо мужчины, заглянул в глаза.

– Неисповедимы пути праведников, – мягко произнес он. – Не все выглядит тем, чем кажется на первый взгляд. Отринь страх, брат Маврей. Будь смел и безгрешен. И выполни волю старца Захария, как он исполнил свое предназначение и вылечил твою дочь.

Маврей сглотнул.

– Ладно! – ответил гулко, как в бочку, и эхо разнеслось под сводами церкви: «ада-а…». Маврей икнул, обвел мертвым взглядом черные стены, и повторил уже тише: – Ладно. Исполним последнюю волю. Только ты, Степан, помни, кто помогал! Слышишь?

– Слышу, – усмехнулся Черных. – На тебя одного и полагаюсь, что поджог устроить, что тело схоронить. Не оставлю.

Взяв из рук Маврея мешок, пошел к телу, подсвечивая путь зажигалкой. Доски скрипели под ногами, будто старец охал, похрустывая больными суставами. Потерпи, Захарий, недолго тебе осталось.

– Помогай! – зло сверкнул глазами Степан и ухватил старца под руки. – А ну! Взяли!

Маврей, отворачиваясь и кашляя, подхватил костяные ноги. Старец скользнул в мешковину как в кокон, сверху его накрыли еще одним мешком, замотали накрепко веревкой.

– А ты не морщись, брат, – напутствовал Степан. – Не бойся руки-то запачкать. Этими самыми руками взятки брал, так теперь смывай грех сребролюбия. Очисти тело и душу.

Пыхтя, они вынесли мертвеца на воздух. Край неба заалел, прихваченный рассветным пожаром, туман стал плотнее и ниже. Шли в нем, как в топленом молоке. Трещали под ногами ветки, с набрякших влагой ветвей падали капли. Степан то и дело по-собачьи встряхивал лохматой гривой и морщился от нестерпимого трупного духа. Над ухом жужжала и жужжала настырная муха, то присаживаясь на мокрый висок, то снова взмывая в воздух, но, сделав круг, возвращалась снова.

Наконец, вышли к обрыву.

– Найди булыжник побольше, – велел Степан, а сам опустился на траву, поджав ноги и вытирая вспотевший лоб. Внизу бурлила Полонь, здесь она становилась шире, а течение быстрее. У берегов выступали мокрые валуны, покрытые осклизлыми водорослями. Назойливая муха села на мешковину и поползла, поблескивая зеленоватым брюшком. Степан хотел прихлопнуть ее ладонью, но передумал. Лишний раз прикасаться к покойнику не хотелось. Отработал свое Захарий, чудесам его пришел конец, а концы, как известно, нужно прятать в воду.

Камень нашелся подходящий. Оставшийся кусок веревки обвязали вокруг него, хорошенько закрепили.

– Тяжеленько придется, – отдуваясь, проговорил Маврей.

– Кто говорил, что будет легко, – рассеянно ответил Степан и подхватил куль. – Давай, не тяни! На счет три бросаем. Раз, два!

– Три! – выдохнул Маврей.

Куль полетел, утаскиваемый камнем, веером разлетелись брызги, кроваво блеснули в рассветном солнце. Степан неосознанно вытер ладони о спецовку и замер, почувствовав на себе пристальный взгляд. Волосы на шее тут же поднялись дыбом, желудок скрутило от страха.

«Мы не одни! – щелкнуло в мозгу. – Кто-то увидел нас. Кто-то…»

Он быстро обернулся и разглядел внизу, на камнях, силуэт, показавшийся плоским и черным на фоне светлеющего неба. Фигура дрогнула, изменила положение и превратилась в Кирюху Рудакова. Рот приоткрыт, глаза вытаращены как стеклянные шарики, в руке – мокрая сетка раколовки.

– Ля-гу-шонок! – медленно по слогам выдавил Степан.

Мальчишка будто услышал его, встрепенулся и, высоко задирая колени, понесся по скольким камням.

– Держи гаденыша! – придушенно прорычал Степан и бросился вдоль обрыва. Гнев ударил, будто в набат, так, что загудела отяжелевшая голова. – Держи! Уйдет!

Маврей грузно спрыгнул на валуны. Мальчишка поднажал сильнее.

– Поганец! Стой!

Степан подобрал камень и швырнул наугад. Кирюха покачнулся, будто от толчка в спину. Раколовка плюхнулась в воду, мазнув по воздуху серым хвостиком веревки. Мальчишка взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, но резиновые подошвы уже поехали по камням. Вскрикнув, соскользнул в воду.

– Ушел, зараза! – со злостью крикнул Маврей.

Степан остановился, отдуваясь и прижимая ладонь к покалывающему боку. Мышцы сводило от напряжения, перед глазами вились черные мушки, и мир плясал, то проваливаясь в пепельную серость, как река и тайга на противоположном берегу, то вспыхивая заревом, как небо на горизонте.

– Не… уйдет, – ответил Степан и указал на воду. – Гляди.

На фоне темной воды показалась и поплавком запрыгала голова. Кирюха боролся с течением, пытаясь выгрести к берегу, но его все дальше относило к стремнине.

– Выплывет! Как пить дать! – нервно пролаял Маврей.

– Посмотрим, – Степан сощурился и, нагнувшись, поднял с дороги камень. – Господь наказывает грешных, а безгрешных милует. Так ли, брат Маврей?