В одном мутном водовороте смешались желание Ватикана сделать Россию католической, а также неуемная жажда власти, обуревавшая Горста и умело подогреваемая его помощником Разумновым.
Старший следователь Васьков был всегда точен, когда дело касалось работы. А тут еще и такое перспективное новое направление открывалось с этой картой! Ясно, что опаздывать нельзя.
Привычно махнув на входе в музей алыми корочками удостоверения, Васьков стал подниматься по широкой мраморной лестнице, размышляя о том, для чего в старину требовались такие здоровенные и неудобные лестницы, с высокими ступенями и мраморными заворотам, о которые цеплялись ноги. Так и не придя ни к какому определенному выводу, Васьков добрался до зала, где его ждала Виктория.
Она сидела за дальним столом, склонившись над бумагами. Васьков видел издалека тугой узел ее волос на затылке. В отличие от их недавней встречи Виктория успела внести кое–какие изменения в свою внешность. Теперь ее светлые волосы стягивала темная полоска ткани.
Васьков про себя усмехнулся: ученые дамы тоже стараются быть привлекательными. Значит, к его визиту специально готовились. Он не решился обращаться к Виктории со спины и поэтому подошел ближе и, улыбаясь, приготовился произнести слова приветствия. Но слова эти застряли у него в горле, как только он рассмотрел Викторию.
Ее голова лежала на столе, а руки бессильно свешивались вдоль тела, едва не касаясь пола. Лица не было видно — она уткнулась лбом в бумаги, разбросанные вокруг. То, что Васьков издалека принял за ленточку в волосах, оказалось спекшейся кровью. Крови было много. Она пропитала густые волосы, растеклась по столу и, добравшись до края столешницы, капала на пол, где успела образоваться изрядных размеров лужица.
Васьков видел смерть не раз, но такая ее обыденная простота потрясла его до глубины души. Он потрогал шею Виктории и убедился, что женщина мертва уже пару часов, как минимум. Вероятно, сотрудники заходили в зал, но увидев, что она склонилась над картами, и зная ее крутой нрав, уходили, не желая тревожить.
Бросив взгляд на стол, Васьков убедился, что карты нет. Заслышав за спиной торопливые шаги, следователь обернулся, однако не столь быстро, как следовало бы. Он тут же упал без сознания.
Очнувшись, следователь с отчаянием убедился в том, что список потерь возрос: пропал его атташе–кейс с документами следствия об исчезновении Критского. Сидя на полу, рядом с трупом Стерх–Стерховской, и потирая отчаянно ноющую голову, Васьков пришел к выводу, что на удобном кресле в министерстве можно пока поставить крест.
«Биндагор» — любимый ресторан председателя Горста. Здесь он чувствовал себя, как на необитаемом острове: только он, морские пейзажи Зондского архипелага и темнокожие «Пятницы», которые приносят ему чудесную еду по первому его знаку. В воздухе носился аромат индонезийских благовоний.
На небольшом возвышении две танцовщицы с острова Бали исполняли совершенно неприличный танец. Похоже было, что они без ума друг от друга и желают тут же совершить акт любви, причем со всеми сексуальными подробностями.
Горст наслаждался танцем, когда ему принесли большое блюдо, на котором ровными кучками была разложена странного вида еда.
Ман–ки–лоши, как вы и заказывали, — пропищал темнокожий парень в белых штанах и тут же убежал.
Ман–ки–лоши — особая еда, которую готовят для тех, кто достиг определенного возраста, когда хочется все больше женщин, но все меньше на это сил. Горст знал, что эту забористую, острую пищу готовят из особых трав и специально откормленных варанов, которые обитают только на острове Сулавеси. Стоимость этого блюда была равна дневному обороту среднего продовольственного магазина. Но цена не смущала Горста. Его больше волновал его «маленький друг», о росте которого он постоянно заботился. Ласки Казимиры становились все жестче, приходилось прибегать к восточным средствам.
На сцене одна танцовщица опустилась на колени перед другой и раздвинула ей бедра. У Горста заходил кадык. Наслаждения начинались. Не отводя взгляд от сцены, Горст зачерпнул рукой из блюда и только приготовился отправить еду в рот, как вдруг процесс наслаждений был прерван появлением его верного Никиты Разумнова.
Ты что, другого времени не нашел? — прошипел Горст и швырнул еду обратно на блюдо. — Какого черта тебе понадобилось меня здесь доставать? У нас же уговор: когда я в «Биндагоре», даже ты не смеешь меня тревожить.
Председатель, дела требуют, — извиняющимся тоном произнес Никита. — Вы же знаете, по ерунде я вас никогда не трогаю…
Ладно, выкладывай, что там у тебя, — недовольно буркнул Горст, вытирая руку салфеткой.
В глубине души он ценил Никиту, хотя и понимал, что слишком многого ему знать не положено.
Вам известно про мое маленькое увлечение… — начал было Никита, но председатель тут же игриво прервал его: дала себя знать выпитая до этого желчь кобры пополам с ледяным шампанским: — Будешь часто дрочить — твое «маленькое увлечение» станет еще меньше! Говорю тебе: мастурбации — это для сильных телом, а не для сильных умом!