Иконы

Но мы не останавливаемся. Мы не можем. Поэтому мы молча шагаем. Наконец пустые дома расступаются перед идущей вверх дорогой, потом дорога превращается в широкую тропу, а тропа переходит в узкую стежку на склоне горы. Мы идем и идем, пока все вокруг не дичает окончательно. Высохшие остатки некогда густого мха и сгнивший папоротник навалились на мертвые деревья по обе стороны извивающейся тропинки. Теперь я понимаю, откуда взялось название той улицы – Мшистый Папоротник.

В висках у меня начинает стучать.

Лукас показывает на остатки деревянного указателя. Видна часть стрелки и буквы «РИЯ».

– Там. Там самый крутой подъем, должно быть, он и ведет к обсерватории.

– Что ж, веди.

Лукас прав.

Мы пришли, только я не понимаю, на что смотрю. За пустой парковкой, за несколькими остовами заржавевших автомобилей – это.

Обсерватория. Прежде люди отсюда наблюдали за небом. А теперь небеса захватили ее, и это наблюдает за нами, видимое за много миль. Оно напоминает мне форт Санта-Каталины, вот только перед этим не раскинулся океан, а есть только огромный потерянный город. И я вижу причину того, почему мы здесь. Она врезается в небо над старым зданием. Почерневший металл Иконы раскрывается, как зловещая тень, надо всем впереди нас.

– Просто шагай дальше, – бормочет Лукас – он тоже видит.

Я киваю.

По мере того как мы приближаемся к зданию, все становится более темным, непонятным и еще сильнее разрушенным. Стук в голове усиливается. Здание уже вовсе не выглядит похожим на обсерваторию. Оно выглядит как заброшенный военный завод.

Мы поднимаемся по растрескавшимся бетонным ступеням, что ведут к центральному комплексу. Двери обмотаны цепями. Лукас трясет их, но я не теряю времени зря.

Я обхожу здание сбоку и оказываюсь на бетонной платформе за обсерваторией, на самом краю холма, возвышающегося над городом.

Хоул.

Я вижу море зданий, белую дымку на горизонте, где дома наползают друг на друга, и все кажется таким, каким давно перестало быть на самом деле. Оболочки пустых деловых центров вздымаются, как древние обелиски и артефакты того времени, которое уже не имеет никакого значения. Ближе к холмам под обсерваторией бледная растительность заползает на склоны вперемешку с чахлыми деревьями и узкими тропинками. Я вижу все пространство – от холмов на востоке до воды на западе.

А кроме того, я вижу едва различимые неровные очертания острова Санта-Каталина, который выглядит небольшим пятном на горизонте.

Я смотрю на Хоул, на весь город, и он именно таков. Хоул, Дыра. Я пытаюсь вообразить его живым, снова свободным от непрестанного страха смерти.

Но не могу.

Не могу избавиться от чувства, что все кончено, что этот некогда великий город никогда уже не станет чем-то прежним. Потому что, стоя здесь, рядом с обсерваторией, единственное, что я могу видеть, – это то, что город умирает.

Икона – машина, пульсирующая прямо возле меня, – убивает его, убивает те остатки, что еще можно убить.

Это как пустые дома на склоне холма, только везде и гораздо хуже.

– Вот ты где.

Лукас нашел меня, но он нашел и кое-что еще. Он пятится, задрав голову.

Я прослеживаю его взгляд, неохотно повернувшись к обсерватории.

К Иконе.

Я почти ожидаю увидеть каких-нибудь стражей-нелюдей, или солдат-симпов, или какое-то инопланетное приспособление, которое не позволит нам войти внутрь. Потом вспоминаю, что ни одно человеческое существо не может добраться сюда, где стою я, и что вряд ли те, кто управляет Иконой, поставили здесь охрану.

Но когда я подхожу к Иконе ближе, я вижу то, что пугает куда больше, чем любая охранная система. Земля перед нами полностью засыпана обломками. Остатки стен с разбитыми окнами выглядят так, словно здание тряхнуло землетрясением. Парадные двери широко распахнуты. Одна створка вообще упала, вторая криво висит на сломанных петлях.

– Совсем несложно, – мрачно вздыхает Лукас.

Ни одному из нас не хочется идти дальше.

Но мы идем.

Мы направляемся прямиком к самому большому строению центральной части.

Лукас идет первым, покачивая головой, как будто пытается что-то уловить.

– Чувствуешь это?

Из его уха выскальзывает капелька крови и ползет вниз.

Я киваю. Потому что все мое тело дрожит – и даже сердце вибрирует. Нам с трудом удается устоять на ногах. Никто не в силах выдержать поток энергии так близко к Иконе.

Даже мы.

– Лукас, нам не следует находиться здесь, – говорю я, протягивая руку к его уху.

Лукас отдергивает голову:

– Да. И делать этого не следует. – Он берет меня за руку, и я позволяю это. – Давай взглянем на его мозг и уберемся отсюда, Дол.

Мы входим внутрь.

Икона полностью разрушила то, что некогда было обсерваторией.

То, что мы видим теперь, выглядит как лишь небольшая часть Иконы – того, что мы видели снаружи. Но даже это более чем устрашает.

Оно твердое и острое, металлическое и серебристо-черное.

Поверхность как будто пульсирует, почти как густая жидкость, она волнуется и течет, создавая разные рисунки.

Я не осмеливаюсь прикоснуться к ней.

Эта штука – словно заостренные когти какой-то гигантской лапы.