Иконы

Как бы то ни было, мои родные исчезли. И не было никаких причин, чтобы я сама выжила. Никто не понял, почему это случилось.

Но падре, конечно, кое-что заподозрил. Именно поэтому он взял меня к себе.

Сначала меня, а потом Ро.

Услышав какой-то звук в дальнем конце церкви, я повернулась спиной к двери и прищурилась.

Падре послал за мной, но сам опоздал. Я бросаю взгляд на Деву Марию на картине на стене. У нее такое печальное лицо, и я думаю, что ей известно, что именно произошло. Я думаю, она знает все. Она ведь часть того, что Главный Посол Планеты Хиро Миядзава, глава Объединенных Посольств, называет старым путем человечества. Насколько мы верили в себя, настолько и оказались способны выжить. Когда мы смотрели вверх, мы думали, что там, над нами, есть кто-то.

Не что-то.

Еще на какое-то время я задерживаю взгляд на Деве, пока печаль не вздымается волной и меня не пронизывает болью. Она пульсирует у меня в висках, и я чувствую, как мой ум спотыкается, замедляется, подступая к краю беспамятства. Что-то не так. Что-то определенно не так, потому что знакомая боль налетела слишком внезапно. Я прижимаю ладони к вискам, пытаясь остановить ее. Я глубоко дышу, и наконец боль отступает и зрение проясняется.

– Падре?

Мой голос эхом отдается от дерева и камня. Он звучит так же слабо, как слаба я сама. Какое-то животное натыкается на мою ногу, одно из многих, входящих в церковь, и мои ноздри заполняются запахами – шерсть и шкуры, копыта и навоз… День моего рождения приходится на День благословения животных, которое начнется уже через несколько часов. Местные фермеры-грассы и ранчеро явятся сюда, как они делали это уже три сотни лет, чтобы падре благословил их скот. Это традиция грассов, а здесь ведь их миссия.

Падре, возникая в дверях, улыбается мне и идет зажигать церемониальные свечи. Потом его улыбка угасает.

– Где Фьюро? Биггер и Биггест все утро его не видели.

Я пожимаю плечами. Я не слежу за Ро каждую минуту днями напролет. Он может таскать сухие галеты из неприкосновенного запаса Биггера. А может гоняться за осликами Биггера. А может красться вдоль Трассы, пробираясь к Хоулу, чтобы купить какие-то детали для старого pistola падре, пистолета, который стреляет лишь в канун Нового года. Или встречается с людьми, о которых я не должна ничего знать, или учится чему-то такому, чего мне знать не следует. Готовится к войне, в которой ему никогда не придется сражаться, войне с врагом, которого невозможно победить.

В общем, занимается своими делами.

Падре, хлопотливый, как всегда, больше не обращает на меня внимания.

– Осторожнее…

Я хватаю его за локоть, не давая наступить на кучу свиного навоза. Едва успела.

Падре прищелкивает языком и наклоняется, чтобы почесать Рамону-Хамону за ухом.

– Рамона! Только не в церкви!

Но он произносит это чисто формально, на самом деле он ничего не имеет против. Огромная розовая свинья спит в его комнате в холодные ночи, мы все это знаем. Падре любит ее. Он любит Ро и меня так же, как Рамону, несмотря на все то, что мы вытворяем, и вопреки тому, что он сам же говорит. Он единственный отец, какого мы знаем, и хотя я называю его «падре», я думаю о нем как о своем папе.

– Но она же просто свинья, падре! Она идет, куда ей вздумается. Она вас не понимает.

– А, ладно. В конце концов, это ведь бывает только раз в году – благословение животных. А полы мы можем завтра отмыть. Все твари земные нуждаются в нашей молитве.

– Я знаю. И не возражаю.

Я задумчиво смотрю на животных. Падре опускается на низкую скамью и похлопывает по деревянному сиденью рядом с собой:

– Мы все-таки вполне можем несколько минут уделить себе. Иди сюда. Сядь.

Я повинуюсь.

Падре улыбается, касается моего подбородка:

– С днем рождения, Долли!

Он достает какой-то пакет, завернутый в коричневую бумагу и перевязанный шнурком. Пакет материализуется из его сутаны с весьма приличной для священника ловкостью.

Секрет, приготовленный ко дню рождения. Моя книга.

Еще вчера я узнала о ней из мыслей падре. Он протягивает мне пакет, но на его лице не видно радости.

Одна лишь печаль.

– Ты поосторожнее с ней. Не спускай с нее глаз. Она очень редкая. И она о тебе.

Моя рука, протянутая к пакету, падает.

– Долория… – Падре произносит мое настоящее имя, и я застываю, готовясь услышать слова, которых боюсь. – Я знаю, ты не любишь этого, но пришло время поговорить о таких вещах. Долория, есть люди, которые хотят навредить тебе. Я ведь никогда по-настоящему не рассказывал, как именно тебя нашел. Почему ты пережила нападение, а твои родные – нет. Думаю, теперь ты готова услышать это. – Он наклоняется поближе ко мне. – И почему я тебя прятал. И почему ты особенная. Кто ты есть на самом деле.