Иланг-иланг (СИ)

   - Я что-то не понимаю твой настрой, - призналась Оксана. - Люди нас, можно сказать, приютили, восточное гостеприимство, все дела. Теперь у них горе случилось, и ты смываешься?

   - Если ты не забыла, нас не приютили, мы сами навязались - и ввязались не в своё дело. Самое вежливое, что мы можем сделать - это тихонечко самоустраниться. Тут счас не до нас.

   - Во-первых, нас никто не выгоняет. Во-вторых, самое вежливое, что мы можем сделать - это поддержать и посочувствовать.

   - Да, мы с тобой очень разные...

   - Это не актуально. Потому что было ясно с самого начала.

   - Так, ладно, я в город.

   - За сувенирами?

   - Да, планирую кое-что купить. Успеть до отъезда.

   - Ну удачи.

   - Ты обиделась?

   - Нет. Я же не против, чтобы ты ехал. Поезжай-поезжай.

   - Ну до вечера, - Артур был рад, что Оксана не увязалась за ним. Ему предстоял серьёзный разговор с Каншаной. Девушка не на шутку настроилась уехать за ним в Россию. Когда он спросил, почему она так уверена, что у них всё серьёзно, Кэти незамысловато ответила, что он первый, кто смотрит ей в глаза, а не на грудь. Бедная девушка, слаще морковки ничего не пробовала, подумал Артур и готовил речь, чтобы не слишком больно разбить ей иллюзии.

***

   Небо было жемчужно-серым. К вечеру соберётся дождь, определила Оксана. Но пока есть время немного проветриться. Слова Артура насчёт самоустранения всё-таки зацепили её, и она решила дать новым знакомым от неё отдохнуть. Тем более ещё не весь остров исследован.

   Ноги привели её в деревню. Кажется, Пьедад. Душа возжаждала чего-то простого и человечного, и Оксана смело шагала к толпе деревянных домишек, крытых банановыми листьями - только окраина. А под мягкой листвой - каменная сердцевина с белоснежной церковью и пёстрыми домами. Белого цвета удостаивались только церкви, это Оксана уже знала. Колокольня печально пела. Что за день-то такой. Сплошные похороны. Похоже, она опять невовремя.

   Девушка присела у корней баньянового дерева - так, чтоб оно заслонило её от хижин.

   Над крышами курился дым.

   Любопытство победило, и Оксана выглянула из укрытия.

   Стайка маленьких загорелых женщин вилась вокруг гроба, уложенного прямо на траве. Молоденькая девушка. Не старше Амриты. Но с накрашенным пробором.

   Из одной хижины вышла пожилая женщина, отодвинула плакальщиц и склонилась над гробом. Что-то блеснуло у неё в пальцах. Иголка или булавка. Бесцеремонно подняла руку покойной и вонзила иглу под локоть. Потом под второй. Потом переместилась к ногам девушки и со всех сил дёрнула за ступню.

   Хруст резанул уши. Туристка на всякий случай снова укрылась за деревом. А когда заметила, что к крестьянкам присоединяются мужчины, и процессия вот-вот тронется с места, и вовсе припустила домой, уповая на прочные кроссовки.

   Обувь не подвела: Оксана финишировала прямо у веранды и чуть не налетела на Марию, которая устроилась на табуретке у колонны и играла на ситаре.

   Мелодия звучала не по-индийски. Покопавшись в недрах памяти, Оксана узнала мексиканскую "Йорону".

   Увидев запыхавшуюся гостью, кухарка прервалась на полуслове и отставила инструмент в сторону:

   - Ты чего перепугалась - лица на тебе нет?

   Оксана села прямо на пол и как на духу выложила всё, что видела.

   - А-а, вон чего, - на Марию история не очень-то произвела впечатление. - Так делают, когда женщина умирает при родах. А то восстанет из могилы и пойдёт пить кровь. Вот ей иголки в руки всаживают и пятки выворачивают.

   - Как вампир?

   - Ну да. Только у нас это называется чурела, - Мария слазала в карман и извлекла сигару и зажигалку. - Не возражаешь, я покурю?

   - Нет, конечно.

   - Ну и ладненько. А то София всё время ругается... Так, ну-ка не сиди на холодном! - в благодарность она, видимо, решила проявить заботу. - Бери-ка табуретку с кухни, наливай чай горячий, посидим.

   Оксана повиновалась.

   - А ты неплохо готовишь, - выпустила облачко дыма кухарка. - Сама училась?

   - Ну да, а как же? - коротко рассмеялась Оксана.

   - Молодец. А я знаю, что говорю. Я тут уже десять лет кухаркой.

   Оказывается, Мария близко знала мать Итана:

   - Мы с ней вместе в ресторане выступали. Только я больше пела, а она больше танцевала. Она, конечно, больше на виду, ну я ей позавидовала, поклонников пруд пруди, хоть из ружья отстреливай, а мне не везло. Ну я подставила её на деньги... Как же я перед ней виновата, Пресвятая Дева... - Мария взяла сигару в другую руку и перекрестилась слева-направо, как истинная католичка.

   - Её выгнали?

   - Нет. Оставили. Но с условием - отработать. Вот травку таскала. И чего покрепче...

   - Её посадили?

   - Нет. Но связалась не с теми. Влилась. А была честной девушкой. Да ещё трое детей на шее.

   - Она подсела на наркотики?

   - Нет. Только торговала. Но доброе-то имя не вернёшь. Да и детям какой пример... Эх... Я столько лет боялась ей на глаза показываться. А потом поняла, что от судьбы не уйдёшь. Карма. Вот, пришла, напросилась кухаркой. За так - за еду, за крышу. Мне ничего больше и не надо. Ну, мне, конечно, дарят кое-что. Чтоб не совсем бесплатно. Я не отказываюсь.

   - Она тебя простила?