ИЛИ – ИЛИ

Брент знал, что завтра утром все будет зависеть от того, что он сможет противопоставить словам Митчама; Митчам будет отрицать, что отдал распоряжение, представит письменное доказательство того, что паровоз номер триста шесть был направлен в Уинстон только для того, чтобы «быть наготове», найдет свидетелей, которые подтвердят, что он уехал в Фейрмаунт в поисках дизельэлектровоза. Митчам будет настаивать на том, что приказ отдал Билл Брент, главный диспетчер, под личную ответственность. Доказательства, конечно, слабые и не выдержат тщательного разбирательства, но для Стабилизационного совета этого будет достаточно, ведь его политика была последовательна только в одном: препятствовать всякому непредвзятому расследованию. Брент знал, что может сыграть так же и свалить все на следующую жертву, и у него хватило бы ума все продумать. Только он бы скорее сдох, чем сделал это.

Его испугал не вид Митчама. Самым страшным было другое: Брент понял, что никому не может это рассказать, чтобы остановить грязную игру, – не осталось ни одного порядочного начальника от Колорадо до Омахи и Нью-Йорка. Они все замешаны в этом, все делали то же самое, и они дали Митчаму наводку и способ действий. Дэйв Митчам был нужен дороге, именно Дэйв Митчам, а не он, Билл Брент.

Так же, как, едва бросив взгляд на несколько чисел на листке бумаги, Брент знал общую протяженность железнодорожного полотна, он увидел всю прожитую жизнь и понял истинную цену решения, которое собирался принять. Он не влюблялся, пока был молод; ему было тридцать шесть лет, когда он нашел женщину, которая была ему нужна. В течение последующих четырех лет он был помолвлен с ней и ждал, потому что должен был заботиться о матери и овдовевшей сестре с тремя детьми. Он никогда не боялся ответственности, зная, что способен нести ее, и не брал на себя никаких обязательств, если не был уверен, что может их выполнить. Он ждал, копил деньги и как раз подошел к такому моменту, когда чувствовал себя свободным, чтобы стать счастливым. В июне, через несколько недель, он собирался жениться. Он думал об этом, сидя за столом и глядя на Дэйва Митчама, но эта мысль не вызвала в нем никакого колебания, лишь сожаление и отдаленную грусть – отдаленную, потому что он не хотел объединять эту мысль с происходящим.

Билл Брент не был знаком с гносеологией, но понимал, что человек должен жить в соответствии с собственным восприятием реальности. Он не мог поступать вопреки реальности, бежать от нее или искать ей замену, и никакого другого способа восприятия жизни для него не существовало.

Он поднялся.

– Правда то, что, пока я занимаю это место, я не могу вам не подчиняться, – сказал он, – но я не подчинюсь вам, если покину работу. Я увольняюсь.

– Ты что?..

– Я увольняюсь, немедленно.

– Но ты не имеешь права, ублюдок! Разве ты не знаешь? Тебе что, неизвестно – я упеку тебя в тюрьму!

– Если захотите утром послать за мной шерифа, я буду дома. Я не убегу. Мне некуда бежать.

Дэйв Митчам, со своим почти двухметровым ростом и комплекцией вышибалы, трясся от ярости и ужаса, нависая всей громадой над хрупкой фигурой Билла Брента:

– Ты не можешь бросить работу! Это незаконно. Закон на моей стороне! Ты не можешь бросить меня в такой ситуации! Я не отпущу тебя! Я не позволю тебе выйти из этого здания сегодня вечером!

Брент направился к двери:

Вы повторите приказ, который отдали мне, при всех?

Нет? Тогда я ухожу!

Брент потянул дверь на себя, но Митчам, резко размахнувшись, ударил его по лицу, и он упал.

Начальник депо и мастер стояли в дверном проеме.

Он уволился! – проревел Митчам. – Этот трусливый ублюдок хотел сбежать в такое время! Он преступник и трус!

Билл Брент, медленно поднимаясь с пола, смотрел на двоих мужчин, сбегающая на глаза кровь застилала их лица. Он видел, что они все понимают, но у них были пустые лица людей, которые ни во что не хотят вмешиваться и ненавидят его за то, что он подставил их во имя справедливости. Он ничего не сказал, поднялся и вышел.

Митчам избегал смотреть на людей.

– Эй, ты, – кивком показав на ночного диспетчера, сказал он, – иди сюда. Немедленно принимай дела.

За закрытой дверью он повторил пареньку басню о локомотиве в Фейрмаунте, которую рассказывал Биллу Бренту, и отдал тот же приказ: провести «Комету» через тоннель при помощи паровоза номер триста шесть, если от него не будет известий через полчаса. Молодой человек был не в состоянии думать, говорить и что-либо понимать: у него перед глазами стояло разбитое в кровь лицо Билла Брента, бывшего его кумиром.

– Да, сэр, – выдавил он из себя.

Дэйв Митчам отбыл в Фейрмаунт, заявляя каждому попадавшемуся ему на глаза рабочему депо, стрелочнику или путевому обходчику, что отправляется на поиски локомотива для «Кометы».

Ночной диспетчер сидел за столом, поглядывал то на часы, то на телефон и молился, чтобы телефон зазвонил и связал его с мистером Митчамом. Но полчаса прошло в полной тишине, и, когда до их истечения оставалось три минуты, молодой человек почувствовал необъяснимый страх – он не хотел отдавать приказ.