«…Или смерть?» Дворовый Катехизис Русского человека

И я молился Богу. Потому что мне было страшно, очень страшно. Молился я просто: шевеля сухими губами, просил Его спасти меня. Потому что я бежал в школу и бежал обратно. А меня ловили и били, каждый день. Всегда. Всю мою жизнь били. Пока однажды ночью я не проснулся и не понял, что я сейчас умру от стыда и горя. И утром я встал и пошел в школу. И меня встретил милый такой парень, я даже фамилию его не помню. Он что-то такое грязное мне бросил в лицо, и я ударил его так, что у него лопнуло лицо. После этого я дрался каждый день. Почему я никого не убил тогда – я не знаю. Глубина ненависти, которая была во мне, была фантастической. Я ненавидел всё, что видел, как умеют ненавидеть только дети. Я пытался дать по морде всему миру. Что-то доказать. Единственное, что меня спасало, так это то, что я какими-то своими словами продолжал говорить с Богом. Он спасал меня тогда, спасает и сейчас от моей дерзости и глупости.

Несколько раз в моей жизни происходили события, когда я смотрел влево-вправо и понимал, что только что смерть пролетела буквально в шаге от меня. Когда это происходит раз, два, три, семь, ты спрашиваешь: «Господи, ну зачем ты меня оставляешь? Зачем я, чумазый, нужен Тебе? Объясни хоть, зачем? Мне бы хоть понять! Ну зачем мне этот тазик с говном, который я жру вот уже столько лет?»

Никогда нам не понять всю глубину Промысла Божьего и не нужно это, потому понимание хорошо тогда, когда нужно проверить правильность чего-либо, с сомнением ковыряясь в носу, в Бога достаточно просто веровать.

И я верю в Бога. В двадцать четыре года, став офицером, остро осознал, что мне пора: «Мам, пойдем-ка, я крещусь». Она без вопросов засобиралась и говорит: «И я с тобой…» «Как, ты разве некрещеная?» Она и отвечает: «Я же с тридцать четвертого года, тогда не было церкви. Меня погрузили в тазик, бабушки совершили какой-то чин, но назвать это Крещением, наверное, было бы неправильно». И я крестился рядом с собственной Мамой. Причем поразительным образом, когда ко мне подошел священник, он был чудной – маленький, с жиденькой бородкой, а это было общее Крещение, где собралось много народу – он посмотрел на меня и говорит: «А тебе-то это зачем?» Тогда я промолчал. Но всю свою жизнь с того дня я отвечаю себе на этот вопрос.

С тех пор я стал Православным. До недавнего времени считал, что Вера Христова – это внутренний мир человека, его сугубо личное пространство, не имеющее отношения к окружающим людям. Православный и Православный – ну мало ли? И вот, сижу себе на своем сайте, разговариваю про мордобой, обычная мальчиковая чепуха. И вдруг меня потихоньку начинают покусывать за живое, иронизируя насчет моей Веры. Один раз, другой, третий… И мне пришлось, как человеку въедливому и противному, разобраться, а о чем, собственно, идет речь. И когда мне говорят, что Православие – это же вот «Правь», это же «славь», а вы там взяли и стырили чужое название, и что «огнем и мечом» крестили Русь, и вот теперь мы атеисты-язычники-коммунисты-фашисты (нужное подчеркнуть) и иже с ними, маемся все под «Православным игом»! (с).

…Нет более победоносной истории в истории человечества, чем история Православной России. Нет воинства на земле более мощного и победоносного, чем Русский Православный солдат под стягом Спаса Нерукотворного, перевернувший нахрен всё, начиная с тевтонцев, монголов, шведов, турков, поляков, французов, немцев и так далее.

Фомка Кочергин «со товарищи», казак Красноярского казачьего войска, судя по отчетам, разодрал бурятского князя и заставил его отдаться под царскую корону, платить дань. В Красноярском крае под городом Минусинском есть село Кочергино. Почему село? Да потому что в нем Храм стоит. Тем село отличается от деревни. И вот в этом селе восемьдесят процентов Кочергиных. И Фомка Кочергин, Православный мой пращур, нагнул-таки бурятского князя. Историк, нашедший отчет об этом походе, мне говорит: «А вы видели его портретное изображение? Вы обомлеете: это же вы!» Я говорю: «Это я! Круто! Чисто реинкарнация!» Но это так, лирика.