«…Или смерть?» Дворовый Катехизис Русского человека

«Вот, Андрей Николаевич, знаете, я тот самый человек, над которым вы постоянно смеетесь, когда рассказываете что-нибудь о том, как омерзительно быть слабым. Да, я – тот самый тщедушный „карапуз“. У меня действительно тоненькая шейка, у меня действительно оттопыренные уши, у меня очки с чудовищно толстыми стеклами. И таким я был всегда. И надо мной все издевались в садике, потому что я маленький, худой и в очках. Потом надо мной издевались в школе. Я как бы, знаете, даже привык, я, знаете, не знал, как по-другому могло быть. Я свыкся с тем, что я вот такой, и даже перестал на это обращать внимание, потому что человек привыкает ко всему. Я привык к постоянному унижению. Я много читаю, ну, наверное, потому, что мне больше-то и заниматься нечем. Мне реализовываться-то некуда, потому что я слишком смехотворен для всего, что меня окружает. Однажды я подошел к полке в магазине и увидел какую-то странную книжку. Я даже не интересуюсь никакими там единоборствами, но меня книжка поразила. Ну, какая-то броская сильно была. Я открыл первый лист, прочитал, и не сдвинулся с места, пока не дочитал. Я ее купил. Я стал ее перечитывать. Это была книга „Мужик с топором“, ваша книга. Я ее читал-читал, читал-читал, читал-читал, и вдруг я понял, что так жить дальше невозможно. Что трусом жить нельзя, что это омерзительно. Это просто противоестественно. Ну и, собственно говоря, на этом я и остановился: ну а делать-то чего? Понял, что жить так дальше нельзя, а делать что – не понимал…

Задав вопрос, мы всегда получаем ответ, жаль, не все готовы слышать эти ответы с Небес.

…Вечером я иду по двору и вижу картину страшную: какие-то то ли пьяные, то ли наркоманы избивают пожилого человека. И мне стало так страшно, я втянул голову в плечи и постарался быстренько-быстренько их оббежать, чтобы мне еще не прилетело. Я бегу потихонечку к своему парадному, и тут я остро понимаю: а куда же ты бежишь? Ты сейчас придешь домой, откроешь дверь, возьмешь книгу, и она тебе руки сожжет. Она тебе руки сожжет… сожжет! Я увидел эту нереальную картину, и мне стало так страшно, что я развернулся, даже не понимая особенно, что делаю, побежал к этим ребятам и ударил первого, к которому подбежал, в лицо. И, видимо, настолько они не ожидали подобной выходки от столь ничтожного существа, что он возьми да и упади. Их было трое. Один упал, а двое остались – те, что пинали этого деда. Я вдруг понял: ну вот и всё, собственно. В общем-то, вот и всё.

Поразительным образом, стоящие у соседнего парадного два мужика, которые курили и которые не вмешивались, потому что „это не их дело“, это их не касалось, они ни при чем, увидели, как какой-то тщедушный подросток кинулся спасать мужика, и они мне помогли. Собственно, ребята просто убежали. Избиваемый оказался мужиком за пятьдесят, выпившим, у которого забрали мобильник и что-то там еще. Какие-то деньги. Они ему искалечили лицо, просто искалечили. Получается, что я спас человека, а спасая его, я спас себя».

Возникает вопрос: что было основой для этого мужества, кроме того, что человек понял, что так дальше нельзя? Какой возраст должен быть у человека, чтобы он это понял? Какие ограничения должны быть у человека, который поймет, что жить слизняком – это омерзительно? Мы не зависим ни от чего, кроме того, что происходит в нашем сердце, внешние условия принимаются нашими чувствами или могут быть отвергнуты нашим разумом, сердце всегда горит в нашей груди или замерзает в ней, задушенное нашей трусостью и маловерием.

Вот и остается только принять решение и уже не отступать от него, чем бы мы за это ни заплатили. И чем выше цена, тем, видимо, оправданнее то решение, которое мы принимали. Потому что «дешевые вещи» продаются на вонючих прилавках, лукавыми продавцами… за 30 сребреников.

А я не слишком богат, чтобы покупать дешевые вещи (с).

Единственное, о чем бы я мечтал, так это о том, чтобы в моей стране мужчины вдруг поняли, кто они, а поняв это, осознали, зачем они здесь, сейчас, вот в этом самом месте. И что они могут сделать для себя и, сделав для себя, сделать для своего народа. Я не про то, чтобы купить себе новую машину или погладить брюки. Я про то, что придя голыми в этот мир, мы голыми и уйдем из него, не захватив с собой ничего. Но при этом вся наша жизнь – это огромный экзамен, который кто-то сдает, а кто-то вульгарно проваливает. Я мечтаю, чтобы мы все сдали, чтобы на страшном суде было хоть что-то, что можно было бы ответить с радостью, а не с ужасом. И дай Бог, чтобы Ангелы свидетельствовали, скольким людям ты помог, протянул руку, от скольких ужасов ты отказался в силу неприятия последних, потому что нельзя, не дОлжно, не имеем права по совести нашей. Чем выше мы поднимаемся на эту гору Правды Христовой, тем на меньшее число вещей и привычек мы имеем право потому, что они непозволительно отягощают нашу ношу. Чем выше лежит наш Путь, тем меньше попутчиков рядом, но чище воздух.