Илья Ильф, Евгений Петров. Книга 1

За что же меня лишать всего? Ведь я в детстве хотел быть вагоновожатым! Ах, зачем я пошел по линии частного капитала!

Салон, бронзовые факелы, красивый молодой человек в парадных подтяжках.

Два-три человека могут изменить тихий город. Дать ему новые песни, шутки, обычаи.

Подтяжки утренние, к обеду и ужину.

Всех уволить и посмотреть, могут ли они выжить. Потому так страшна всякая большая перемена. Оказывается, что 3/4 не умеют работать.

«Я умру на пороге счастья, как раз за день до того, когда будут раздавать конфеты».

У останков Эйльсона, накрытых звездным флагом. Вдова. Фотографы не снимают. Не смеющаяся. И вдова улыбнулась над прахом.

Один из них взгромоздился на верблюда, другой снимал в упор.

Не является ли это недопустимым перегибом? Не было ли это?

Восходящее поколение.

Главная аорта города.

Вайнтракт. Лосадюгов. Лосадкин. Мамоцкин.

«Стальные ли ребра?» «Двенадцать ли стульев?» «Растратчики ли?».

Средиземский.

Собака так преданна, что просто не веришь в то, что человек заслуживает такой любви.

Межрабпомфильм.

Система работы «под ручку». Работник приезжает на службу в 10 часов, а доходит до своего кабинета только в 4.

В огромной статье (800 строк) человек беспрерывно утверждал: «Товарищ такой-то отличается главным образом лаконичностью своего письма».

Всегда есть такой человек, который изо всех сил хочет высказаться последним.

Почему он на ней женился, не понимаю. Она так некрасива, что на улице оборачиваются. Вот и он обернулся. Думает, что за черт? Подошел ближе, ан уже было поздно.

Ему важно только найти формулу, чтобы удобней было жить, лучше себя чувствовать. «Ваша комната больше моей, но кажется меньше». Подсчитывает.

В защиту пешехода. Пешеходов надо любить. Журнал «Пешеход».

Гранитный борт тротуара.

Это переучет товаров, по случаю которых магазин закрыт.

Губернатор острова Кипра.

Членохранительница.

В текущем бюджетном году…

Ганди приехал в Данди.

Чтец-декларатор.

Романс:

«Это было в комиссии
По чистке служащих».

«Иоанн Грозный отмежевывается от своего сына» (Третьяковка).

Самое ужасное — это когда нет очередей.

Оказался сыном святого.

Еще ни один пешеход не задавил автомобиля, тем не менее недовольны почему-то автомобилисты.

Неваляшки, прыгалки, куклы-моргалки. Зайцы с писком.

Свежий пароходный ветер. Пароходная комната.

Вы, владеющий тайной стиха…

Смешную фразу надо лелеять, холить, ласково поглаживая по подлежащим.

Российский жанр.

Еще один паломник.

Нашествие старых анекдотов.

Стойкое облысение.

Клуб «Домосед».

«Пешеходы что делают! Так под машинами и сигают».

Печеночный цвет.

Хвост, как сабля, выгнутый и твердый.

Пертц. Шакальский.

Появился новый страшный враг — луговой мотылек.

Пер-Лашезов.

Бернгард Гернгросс.

Т. Мародерский.

Забрали жену, а самого опозорили.

Мрач.

— Нам нужен социализм.

— Да, но вы социализму не нужны.

Эксплоатация храма.

Писатель со странностями всех сразу великих писателей.

Не вздумал ли ты чего-нибудь купить?

Чудный зимний вечер. Пылают розовые фонари. На дрожках и такси подъезжают зрители. Они снимают шубы. Покрасс взмахнет палочкой, и начнется бред.

Поэт. Соловей. Роза. А получается абсолютно выдержанное стихотворение.

Оробелов.

Смазывание. Скатился. Сползаешь. Разногласия. Если пойти по этой точке зрения.

— Что у вас там на полке?

— Утюг.

— Дайте два.

— Ничего нет?

— Ничего.

— А вот у вас там досочка лежит?

— Досочку не продаем!

— А то продали бы? Нельзя? Жалко! (Уходит.)

Следующий (входит).

(Уходит.)

Лодки уткнулись носами в пристань, как намагниченные, как к магниту.

Мы тебя загоним, как кота.

Сначала вы будете считать дни, потом перестанете, а потом внезапно заметите, что вы стоите на улице и курите.

Может быть, что все это выдумали газеты и последний город — это Шепетовка, о берега которой разбиваются волны Атлантического океана. В конце концов, заграница — это миф о загробной жизни. Кто туда попадет — не возвращается назад.

Замшевый, кошелечный зад льва.

Попугаи с трудом научили свою руководительницу выступать в цирке. Долго ее ругают за нечистую работу после каждого представления.

«Дай поцелую, дай поцелую».

По лицу его бродила безобразная улыбка.

Очень трудно, очень.

Над писательской кассой:

«Оставляй излишки
не в пивной,
а на сберкнижке».

«Есть так хочется. Нет ли у вас котлеты за пазухой?»

Раньше для того, чтобы добиться счастья, денег, надо было убить одного человека, а теперь всю очередь.

«Знаете, после землетрясения вина делаются замечательными».

Построили горы для привлечения туристов.

Завел себе знатока и обо всем его спрашивал, всюду с собой водил. «Хорошо?» А.: «Браво, браво».

Остап-миллионер собирает окурки.

Гостиница работает, как большая электрическая станция. Снизу, со двора, доносятся тяжелые удары и кипение, а в коридорах чисто, тихо и светло, как в распределительном зале.

Спекуляция в лифте. Государство в капле воды.

Паркетные мостовые Ленинграда.

С нарзанным визгом поднялись фонтаны.

Слепой в сиреневых очках — вор.

Гете, Шиллер и Шекспир организовывали пир.

Этой книге я приписываю значительную часть своего поглупения.