Илья Мечников

Увеличение числа высших правительственных и частных учебных заведений, переполнение некоторых из них слушателями обоего пола как бы подтверждают это предположение. Не служат ли эти явления признаком того, что отрицание науки, витание в сфере «космического чувства» и блуждание в поисках «богоискательства» уже отступают на задний план?

Когда я писал книги, заглавия которых упомянуты выше, я обращался к молодому поколению в надежде, что высказанные в них мысли послужат ему в искании правды. Я был уверен, что мои сверстники так или иначе установились в своем миросозерцании и останутся глухи к призыву ортобиоза, но я думал, что молодые силы он заденет за живое. Надежда эта, однако же, не оправдалась, и в течение целого ряда лет мы были свидетелями того, как молодые умы в России переходили от одного пути на другой, с жадностью ища верного направления, но не находя его. Сразу они кинулись в политическую борьбу в ложном убеждении, что Россия покажет миру новые пути общественного устройства, способного осчастливить всех и каждого. Не подозревая, что из этого выйдет, они вызвали упорную и бурную реакцию, которая крушит все направо и налево, тоже, видимо, не отдавая себе отчета в том, до чего это может довести. Одна крайность вызвала противоположную крайность, и теперь все спрашивают, где найти выход из такого положения?

Мне пришлось в течение моей уже долгой жизни не раз сталкиваться с вопросом: «быть или не быть?», и потому я считаю себя вправе сказать свое слово. Я убежден, что трагическое решение столь многих молодых сил, которые могли бы в свое время принести большую пользу людям, зависит в значительной степени от их незнания того основного закона душевного развития, по которому смысл и цель жизни познаются не в ранней молодости, а в более позднем возрасте.

Предлагаемые читателю в новом издании «Этюды оптимизма», равно как выпущенные раньше «Этюды о природе человека», стараются дать по возможности полный ответ на этот вопрос, отметив постепенность развития душевных способностей человека и сравнительно позднее, к сожалению, нередко слишком позднее, развитие «инстинкта жизни», который без объяснений дает чувствовать смысл и цель существования. Мне кажется, что приведенные мною примеры пессимистов в молодости, сделавшихся оптимистами в зрелых годах (к числу которых принадлежит и автор этих строк), способны навести на полезное размышление многих молодых людей, ставящих себе роковой вопрос о жизни. Я горжусь тем, что на одного очень выдающегося ученого, как я узнал, чтение моих «Этюдов» произвело благотворное действие, и мечтаю об увеличении числа таких примеров».

В «Этюдах оптимизма» много личного, непосредственно пережитого Ильей Ильичом. Вот как он рисует жизнь некоего пессимиста, в котором его собственная судьба: «Родители его обладали хорошим здоровьем, он был воспитан при средней зажиточности и вообще в хороших условиях. Благодаря деревенской жизни, он избег детских болезней, развивался вполне здоровым, хорошо учился в гимназии и в университете. Убежденный в том, что лишь одна наука способна доставить людям истинное счастье, и страстно любя ее, юноша с большим рвением и настойчивостью пошел по научной дороге…

Но возник целый ряд столкновений и бед. Невозможность выйти из этого положения так скоро, как это было бы желательно, вызывала в нем очень пессимистическое настроение. Он говорил себе, что в жизни главное – уметь приспособляться к внешним условиям. Те же, которые не способны на это, устраняются путем дарвиновского закона естественного отбора. Выживают не лучшие, а более ловкие…

Обстоятельства жизни еще более усилили пессимизм моего друга. Женившись на чахоточной и не имея состояния, он должен был стать лицом к лицу с самыми крупными бедствиями в жизни. Прежде здоровая молодая девушка сильно простуживается в одном из северных городов…

Не стану описывать продолжения общеизвестного хода этой истории. Незначительный грипп превратился в «катар левой верхушки» и через четыре года привел к смерти после неописуемых страданий. Под конец, когда весь организм был уже расшатан, больную облегчал один морфий. Под его влиянием она проводила относительно спокойные часы без болезненных ощущений.

Неудивительно, что эта болезнь и смерть страшно сразили моего друга. Пессимизм его был уже прочно установлен. Вдовец в 28 лет, истощенный физически и нравственно, он по примеру своей жены искал успокоения в морфии. "Но морфий – яд и в конце концов расстроит организм и погубит трудовую жизнь", – говорил он себе. "Но к чему жить? Наш организм так плохо устроен, что приспособление к внешним условиям невозможно, по крайней мере для людей со слишком чувствительной нервной системой! Не лучше ли способствовать естественному отбору и уступить место другим?"

И действительно, слишком большой прием морфия почти разрешил задачу. Он вызвал необычайно блаженное состояние одновременно с почти окончательным упадком физических сил…