Илья Мечников

Мало-помалу жизненный инстинкт стал, однако, пробуждаться, и мой приятель вновь принялся за работу. Но пессимизм продолжал составлять основу его характера. "Нет, не стоит дорожить жизнью и преступно создавать новые существа!"

Прошли годы. В спорах с близкими о цели жизни приятель мой продолжал с увлечением отстаивать пессимистические теории. Однако изредка в него стало прокрадываться сомнение в искренности его доводов.

Разбираясь в своем душевном состоянии, он подметил в себе нечто новое. За эти длинные годы изменились в нем не идеи, а скорее чувства и ощущения. В интенсивности последних произошла большая перемена с тех пор, как он достиг зрелого возраста между 45 и 50 годами. Неприятные звуки уже не так сильно действовали на него, как прежде, и он мог спокойнее слышать мяуканье кошки или уличные крики продавцов. Вместе с ослаблением чувствительности и характер стал спокойнее. Те несправедливости и уколы самолюбия, которые прежде неминуемо приводили к уколам морфия, теперь уже не вызывали никаких внешних признаков огорчения. Ему легко удавалось скрывать последнее, да и ощущал он его без прежней остроты. Вследствие этого и характер его стал гораздо лучше для окружающих и несравненно более уравновешенным. "Это – наступление старости, – сказал себе мой друг. – Я с меньшей силой воспринимаю неприятные ощущения, но зато и к приятным отношусь равнодушнее. Однако относительная пропорция их должна быть та же, т. е. зло все-таки вызывает гораздо более сильное впечатление, чем добро".

Благодаря анализу и взвешиванию своих впечатлений, приятель мой открыл в себе еще нечто новое, – так сказать, цену нейтральных ощущений. Он менее страдал от дисгармоничных звуков и менее наслаждался музыкальными, но тишина доставляла ему громадное удовольствие.

Приятель мой становился выносливее к невкусным лекарствам, но в то же время равнодушнее к изысканной еде, которую ценил в молодости. Теперь всего больше удовольствия доставляли ему самые простые кушанья. Стакан воды и кусок черного хлеба сделались для него настоящим лакомством. Он полюбил пресные блюда, которых прежде избегал.

Самые простые явления, как лепет или улыбка грудного ребенка, первые слова и рассуждения детей, стали для него источником настоящего счастья.

Как объяснить эти перемены, потребовавшие столько лет для своего осуществления? Развитием чувства жизни, думаю я.

Поэтому даже такой упорный пессимист, как мой приятель, кончил тем, что присоединился к моему оптимистическому мировоззрению. Споры, которые мы вели так давно по этому поводу, привели нас к полнейшему соглашению. "Но для того, чтобы понять смысл жизни, – говорил он, – надо долго прожить; без этого находишься в положении слепорожденного, которому воспевают красоту красок!" Одним словом, на склоне лет мой приятель из бывшего пессимиста обратился в убежденнейшего оптимиста, хотя это не мешало ему сильно страдать, всего более ввиду болезни или горя близких ему лиц. Никоим образом не следует думать, что этот пример составляет исключение».

Что же заставило ученого с мировой славой оторваться от его плодотворной экспериментальной работы, призванной решать коренные проблемы биологии и медицины, и засесть за работу над книгами, требовавшими ухода и в философию, и в историю, и в этнографию, и, что самое главное, связанными с решением смежных медико-биологических и социальных проблем? Ответ на этот вопрос можно найти в «Предисловии» Мечникова к первому изданию «Этюдов о природе человека»: «Стремление выработать сколько-нибудь общее и цельное воззрение на человеческое существование…» – такова та настоятельная задача, во имя которой он погрузился в работу. Стремление это возникло у Ильи Ильича еще в юношеские годы и неотступно сопровождало на всех этапах его научного творчества. В известной степени оно даже определяло его научную целеустремленность.

«Этюдам о природе человека» предшествовало 40 лет научного творчества в специальных областях зоологии, сравнительной эмбриологии, микробиологии, иммунологии, патологии, общей биологии, дарвинизма, истории биологии. Буквально в каждой из этих областей науки великий натуралист сказал новое слово, а некоторые обогатил бессмертными открытиями, новыми направлениями, теориями, перспективными гипотезами.

* * *

Несмотря на непрерывный напряженный труд, полный вдохновения и отдачи всех сил, Илья Мечников находил время для популяризации достижений естественных наук. Он читал в Париже лекции, в том числе в Русской высшей школе общественных наук. Среди печатных произведений ученого много журнальных и газетных статей, опубликованных в отечественной и зарубежной печати. Эрудиция Мечникова была поистине фантастична. Для всех, соприкасавшихся с ним, он был живой, творческой энциклопедией. «Ваша эрудиция так обширна и безошибочна, что обслуживает весь институт», – говорил ему прославленный Эмиль Ру.