Илья Муромец и Сила небесная

– Дурак, – сказал ему после боя Эймунд Офантл, с которым они учились ратному делу. – Я своими викингами с пригорка командовал. Зато ни одной царапины не получил. А тебе новую кольчугу покупать придётся. Этак воевать – денег не напасёшься…

– Хорошо ли на войне о деньгах думать? – возразил Олав.

– А о чём ещё, если мы наёмники? Мир гибнет, а рать кормится. Зато смотри какой я меч с поля вынес: за него золота по весу дадут и ещё добавят…

Странным был этот Офантл, что в переводе с варяжского значило Непомерный. Так его прозвали за непомерный аппетит, непомерные размеры и непомерный голос, которым он мог перекричать разъярённую толпу. Впрочем, на этом его достоинства заканчивались. Во всяком случае, в книжном учении, в отличие от ратного, он ничем себя не проявил.

Называя себя наёмником, Непомерный несколько кривил душой. Он, как и Олав, родился в Киеве. Злые языки поговаривали, что его отца за какие-то тёмные делишки выгнали за пределы Швеции, но точно известно, что после долгих скитаний по Европе он нанялся в войско киевского князя. Тем не менее Непомерный не считал себя княжим воином, что давало ему право особо не рисковать жизнью, зато всегда требовать самой высокой награды.

Хотя и без того Эймунд получал немало, во всяком случае больше, чем истинные наёмники, которым, надо отдать должное, великий князь платил весьма щедро. В день новобранцу полагалось почти двадцать семь граммов серебра, или один эйрир, а опытного воина одаривали эйриром золота. Правда, вознаграждение выдавалось не благородным металлом, а благородными бобровыми и собольими мехами, поскольку северные воины ценили их ещё выше.

Любой скажет, что хорошо! Но Эймунд всё время бурчал – мало! «Моя голова дорогого стоит! – важно говорил он, хотя тут же добавлял нечто совершенно противоположное: – Но за хорошую цену я хоть к чёрту в пекло пойду»…

* * *

…А теперь вернёмся в лес, где мы оставили Муромца и Олава, чтобы дать слово спасённому викингу, потому что дальнейшее известно только ему.

– После той первой битвы мне дали под командование другой отряд, состоявший из наёмников-новобранцев, с которыми я быстро сошёлся: благо отец научил меня разным варяжским наречиям.

– Наверное, трудные языки? – спросил Илья, чтобы поддержать разговор.

– Да вроде, нет… И потом многие слова, а особенно наши имена перешли к вам почти без изменений. Да ты и сам их знаешь!

– Это какие? – не поверил Илья.

– Из имён Олег, Игорь, Ольга, а из слов… ну, к примеру, «варежка».

– Это ж надо – «варежка»! А я-то думал, что варежку у нас измыслили. Только ты не дюже отвлекайся, а то до Киева не расскажешь.

– Ладно, слушай дальше. Полгода тому назад до стольного града докатилась молва, что на муромской дороге, которая пересекает купеческий путь из варяг в греки, стал пошаливать какой-то Соловей-разбойник. По приказу князя я со своим отрядом отправился в Муром, чтобы найти и разорить разбойничье гнездо. Понятно, что дело, было секретным. Наёмники не ведали, куда и зачем они идут. Кроме меня, об этом знал только Эймунд Непомерный, который должен был сменить верховоду в случае болезни или смерти.

Не скажу, что меня прельщала эта затея. Я считал, что судьба викинга – война с достойным противником, а не с лесным сбродом. А вот Эймунд был рад такой оказии, хотя и прятал свои чувства. Но от меня не укрылась радость, с которой он собирался в поход. Обычно немногословный и неторопливый, Эймунд вдруг стал не в меру болтлив и даже суетлив, если это слово подходит для такого увальня.

– Чего грустишь, Олав? Чего нос повесил? Или страшишься Соловья? А может, влюбился и боишься, что зазнобу уведут, пока ты в отъезде? Да ты не бойся: кто ж её уведёт, когда я тут? Ха-ха-ха! – довольный своей шуткой он дружески хлопал меня по плечу, но его глаза не улыбались, а внимательно ощупывали меня, выдавая, что он озабочен вовсе не моей несуществующей зазнобой, а чем-то совсем иным.

На привалах Непомерный не уходил, как обычно, в сторону, чтобы в одиночку проглотить жареную куропатку и запить её флягой вина, а наоборот подсаживался ко мне и затевал длинные разговоры, похожие друг на друга.

– Вот ты полжизни потратил на книжки. А толку? Даже если ты книжку за пазуху засунешь, стрела всё равно пробьёт. Ха-ха-ха! Книжки – тлен, потому я больше на металл полагаюсь. Особенно на жёлтый: в нём весу больше. Ха-ха-ха!.. Ты как думаешь, много у Соловья золота?

– Не знаю.

– А я знаю: много! Сам подсчитай, если он уже шесть караванов на этой дороге ограбил, а каждый караван не просто состояние, а пожизненное достояние, то спрашивается: сколько у него золота?

– А тебе-то что до этого, если мы всё купцам вернём?

– Мне?… Да ничего… Просто к слову пришлось… Вина хочешь, угощу.

– Нет, и тебе не советую. Дело сделаем, тогда и выпьем.

– А мне твои советы ни к чему. Если прикажешь, тогда другой разговор, – едва пряча злобу, буркнул Эймунд и, быстро опустошив кубок, добавил: – Только неизвестно, сколько тебе командовать осталось. Мой отец говорит, что умный на войне долго не живёт, не то что мы, дураки. Ха-ха-ха!

* * *