Илья Репин

О великом русском художнике Илье Репине написано огромное количество воспоминаний, но среди сотен страниц о Наталье Нордман не много добрых слов. Над ней будут смеяться как над чудачкой, ее будут обвинять в том, что вся ее деятельность нанесла ущерб имени знаменитого художника. Писали, что «Нордман была слишком колоритной личностью, которая никак не могла стушеваться, а напротив, по всякому поводу старалась заявить о себе», что «эта женщина проглотила Репина целиком», что «влияние Нордман на Репина не было благотворным и не стимулировало творчества. Он вдруг у всех на глазах начал явно стареть и дряхлеть». Критичный В. Стасов так отзывался о завладевшей сердцем художника женщине в письме к брату: «Репин ни на шаг от своей Нордманши (вот-то чудеса: уж подлинно, ни рожи ни кожи – ни красивости, ни ума, ни дарования, просто ровно ничего, а он словно пришит у ней к юбке)».

Возможно, ей не могли простить того, что, живя рядом с гением, она не находила полного удовлетворения в том, чтобы ему служить. Но именно ее стремление быть самостоятельной личностью и нравилось Репину. Через год после смерти Нордман Репин писал: «Осиротелый, я очень горюю о Наталье Борисовне, и все больше жалею о ее раннем уходе. Какая это была гениальная голова и интересный сожитель!» Может, немного неудачно сказано «сожитель» – все-таки пятнадцать лет вместе…

После ранней кончины жены Репин прожил еще шестнадцать лет, окруженный друзьями и близкими.

Две женщины сыграли важную роль в жизни великого художника. Обе они принесли ему в дар собственную жизнь, доброе имя, делали все, чтобы он мог творить. Кто знает, оправданы ли их жертвы?

Поселившись в «Пенатах», Репин не мог и предположить, что этот малый кусочек земли станет для него до конца дней и родным домом, и символом родины для многих русских, оказавшихся, как и он, отрезанными от России, когда в апреле 1918 года внезапно закрылась граница с Финляндией. Не порывая с родиной, Репин мечтал, что Карельский перешеек, как и раньше, будет открыт для свободного передвижения, но так и не дождался этого.

У дома «Пенаты» своя судьба, в которой были расцвет, гибель и возрождение. В 1899 году, когда Репин купил дом, это было маленькое одноэтажное строение, никак не приспособленное к работе художника-живописца. Постепенно Илья Ефимович перестроил его, добавил всевозможные светлые пристройки и возвел второй этаж, где оборудовал две удобные мастерские – зимнюю и летнюю. В 1940 году в доме Репина Академией художеств был открыт мемориальный музей. Когда началась Великая Отечественная война, из репинского дома в Ленинград спешно эвакуировали картины, рисунки, скульптуры, предметы быта и обстановки. Летом 1944 года, когда Карельский перешеек был освобожден, стало известно, что репинского дома больше нет. Остались обгоревшие деревья, валялись оплавленные куски жести и стекла, торчали полуобвалившиеся трубы печей, и только фундамент из местного дикого камня сохранял контуры бывшего дома. Но дом восстановили, и с 24 июня 1962 года он живет новой жизнью, жизнью музея.

Раньше, при Репине, каждый, кто хотел его видеть, мог прийти в среду после трех часов дня. Остальные дни недели были заняты работой. Теперь же сюда, в музей-усадьбу «Пенаты», приходят каждый день с 10 часов утра. Всякий день теперь – среда, всегда в «Пенатах» ждут гостей и всегда возможна встреча с художником.

Для тех, кто приходил в «Пенаты», было важно, что художник ценил и в других проявления творческого духа. Он умел распознать талантливость в любой человеческой деятельности. Может быть, потому к Репину так любили приезжать люди молодые – литераторы, художники, что в «Пенатах» они могли услышать всегда непосредственный и искренний отклик на все, что их волновало. Все, кому посчастливилось видеть Репина за работой, не могли забыть этого чуда приобщения к творчеству.

А. И. Куприн в 1920 году вспоминал события пятнадцатилетней давности, когда ему довелось наблюдать работу Репина над портретом М. Ф. Андреевой: «Палитра у Вас лежала на полу (это было в стеклянном павильоне); Вы придерживали ее ногой, когда нагибались, чтобы взять кистью краску; отходили, всматривались, приближались, склоняли голову и слегка туловище, с кистью то поднятой вверх, то устремленной вперед, писали и быстро поворачивались, и все это было так естественно, невольно, само собой, что я видел, что до нас, посторонних зрителей Вашего дела, Вам никакого интереса не было: мы не существовали. Тогда-то, помню, я подумал: “А ведь как красивы все бессознательные движения человека, который, совершенно забыв о производимом впечатлении, занят весь своей творческой работой или свободной игрой…”»

Осенью 1907 года Илья Ефимович познакомился в Куоккале с молодым литератором Корнеем Ивановичем Чуковским, и в судьбе обоих это знакомство оставило глубокий след. Чуковский был свидетелем создания многих картин Репина, сопутствовал ему в поездках и в значительной степени разделял увлечения художника, стал первым редактором его литературных трудов, объединенных в книгу «Далекое близкое».