Илья Репин

К масляным краскам Репин испытывал такое благодарное и нежное чувство, что каждое утро руки у него дрожали от радости, когда после ночного перерыва он снова брался за палитру. В масляных красках была вся его жизнь: уже лет пятьдесят, даже больше, они от утренней до вечерней зари давали ему столько счастья, что всякая разлука с ними, даже самая краткая, была для него нестерпима. Он томился без них, как голодный без хлеба.

Илья Ефимович очень любил рисовать в компании с другими художниками, недаром в былые времена так охотно посещал он всевозможные «акварельные четверги» и «рисовальные пятницы». В его присутствии даже у самых ленивых, давно уже забросивших искусство, просыпалась тяга к рисованию, а некоторые, как, например, Юрий Анненков, Борис Григорьев, Василий Сварог, охотно включались в работу над общей моделью, не дожидаясь призыва.

Репин всегда был очень честен в своем творчестве. Он рассказывал Чуковскому, как однажды его и художника Галкина пригласили во дворец написать царицу Александру Федоровну: «И вот вышла к нам немка, беременная, выражение лица змеиное, сидит и кусает надменные тонкие губы. Я так и написал ее – злой и беременной. Подходит министр двора: «Что вы делаете? Посмотрите сюда!» – и показал мне портрет, который рядом со мной писал Галкин. У Галкина получилась голубоокая фея. «Простите, я так не умею», – сказал я смиренно и попросил с поклонами, чтобы меня отпустили домой».

Вот это-то свое качество – высшую правдивость таланта – Репин и назвал «обожанием натуры до рабства».

А еще Илья Ефимович был неравнодушен к поэзии. Чуковский в своих воспоминаниях пишет, как он читал ему «Илиаду», «Евгения Онегина», «Калевалу», «Кому на Руси жить хорошо». Слушал Репин жадно, вслушиваясь в интонацию. Однажды Корней Иванович привел в репинский дом Маяковского, который, естественно, стал читать стихи. В то время Маяковского любили только некоторые слои молодежи, а люди пожилые в огромном своем большинстве считали его скандалистом, коверкающим русский язык. Самая форма его стиха, разрушающая былые каноны, отпугивала от него стариков. Чуковский понимал, что Репин, скорее всего, не примет поэзию Маяковского.

Тот стал читать своего «Тринадцатого апостола» (так называлось тогда «Облако в штанах») с первой строки. На лице у него были – вызов и боевая готовность. Его бас понемногу перешел в надрывный фальцет: «Это опять расстрелять мятежников грядет генерал Галифе!» Пронзительным голосом выкрикнул он слово «опять». И славянское «грядет» произнес «грьядёт», отчего оно стало современным и действенным. Чуковский ждал от Репина грома и молнии, но вдруг тот произнес влюбленно: «Браво, браво!» И начал глядеть на Маяковского с возрастающей нежностью. И после каждой строфы повторял: «Вот так так! Вот так так!»

Когда «Тринадцатый апостол» был дочитан до последней строки, Репин попросил: «Еще». Маяковский прочитал «Кофту фата» и свое любимое «Нате!».

Илья Ефимович был восхищен: «Темперамент! Какой темперамент!» И, к недоумению многих присутствующих, сравнил Маяковского с Гоголем, с Мусоргским…

Поэт был обрадован, но не смущен. А Репин в конце концов произнес, обращаясь к Маяковскому: «Я хочу написать ваш портрет! Приходите ко мне в мастерскую».

Это было самое приятное, что мог сказать Репин любому из его окружавших. «Я напишу ваш портрет» – эта честь выпадала не многим. Так, Илья Ефимович в свое время наотрез отказался написать портрет Ф. М. Достоевского, о чем сам позже неоднократно вспоминал с сожалением. Чуковский был свидетелем того, как художник в течение нескольких лет уклонялся от писания портретов В. В. Розанова и И. А. Бунина. Но Маяковскому при первом же знакомстве он сказал: «Я напишу ваш портрет». «А сколько вы мне за это дадите?» – дерзко ответил ему поэт. И эта дерзость понравилась Репину. «Ладно, ладно, в цене мы сойдемся!» – ответил он вполне миролюбиво.

На прощание художник сказал Маяковскому: «Уж вы на меня не сердитесь, но, честное слово, какой же вы, к чертям, футурист!..»

Через несколько дней, когда Репин увидел у Чуковского рисунки Маяковского, он еще настойчивее высказал то же суждение: «Самый матерый реалист. От натуры ни на шаг, и… чертовски уловлен характер».

Когда Маяковский снова пришел к Репину в «Пенаты», художник похвалил его рисунки и потом повторил свое: «Я все же напишу ваш портрет!» – «А я ваш», – отозвался Маяковский и быстро-быстро тут же, в мастерской, сделал с Репина несколько моментальных набросков, которые, несмотря на свой карикатурный характер, вызвали жаркое одобрение Ильи Ефимовича. «Какое сходство!.. И какой (не сердитесь на меня) реализм!..» – заметил он.