Илья (СИ)

Илья схватил ее в охапку, зажал ей ладонью рот, потащил в дом. Она извивалась, царапалась, как кошка, старалась укусить его в ладонь. В доме к ним бросилась старуха, молча, выставив руки со скрюченными по-птичьи пальцами. Илья, перебросив молодуху подмышку, зажал под второй рукой старую ведьму, поволок обеих, куда — не зная, просто через весь дом, в пыльную полутемную глубину.

Девушка неожиданно тяжело обвисла у него под рукой, потом окостенела, пахнуло мертвечиной. Еще миг — и из-под мышки Ильи посыпался скелет. Илья обмер. Старуха захихикала. «Маринка-то уже лет двести силу брала от того круга, который ты, паршивец, развалил. Последние дни от меня брала, тем и жила. А теперь они, силы-то, мне все нужны — с тобой, проклятый, побороться!»

Илья крепче сжал ведьму под мышкой, — благо, не царапалась. «Давай, старая, поборись. Ничего ты мне не сделаешь», — рассеянно пробормотал он, думая, что с ней делать. Ну, утащит подальше от Добрыни и его матери, а дальше что? Привязать? Или прямо к попам тащить, в церковь? «Ишь ты какой. Ты в моем дому, соколик, сам пришел, по своей воле, никто не притаскивал… Сам ведь пришел? Говори!» — «Сам, сам…» — отозвался Илья, соображая, какая из дверей ведет на двор. Из ведьмина дома и в самом деле нужно было побыстрее уходить.

«Илюша…» — сказал под мышкой мамин голос. Илья вздрогнул, но ведьму не отпустил. «Все врешь, старая», — сказал твердо, и ему полегчало.

Зато закружилась голова. Сильно. Сквозь обстановку ведьмачьего дома, которую Илья и разглядывать-то не успевал, стало все отчетливее проступать знакомое: родная изба, печь, сучок на бревне, похожий на бегущего человека с длинным носом. Илья, лежа на лавке, любил его разглядывать и гадать, куда он так торопится. Вот уже и не видно ничего чужого: Илья дома. Он протянул руку в пустоту, наткнулся на что-то, свалил. Обманывало только зрение. Но он чувствовал: если не справится с этим обманом, с этой плывущей тяжестью в голове, то предаст и осязание, и все чувства, и он навсегда останется в обманном месте, которое будет считать своим домом. И придут отец и мать… Лживые образы, которым он будет верить. «Илюша… Отпусти. Мне так неудобно», — сказал мамин голос под мышкой.

«Это обман. Они могут только лгать», — сказал он себе твердо, сжав зубы. От усилия воли морок чуть рассеялся, Илья разглядел дверь, толкнул ее, шагнув прямо в стену родного дома. Морок еще поддался: стена с длинноносым человечком уплыла вперед, и он смутно увидел переход, ступеньки. Прошел, открыл еще одну дверь и оказался в примыкавшем к дому скотном дворе. В нос шибанул запах свинарника. Около десятка молодых боровов толклись, чавкая у корыта.

«Они могут только лгать», — повторил Илья, изо всех сил борясь с мороком. И на миг увидел: с десяток молодых парней, голых, с изгаженными бородами, стоя на четвереньках, жрали из свиного корыта.

«Ах, вот как!» Ярость прояснила голову. Он схватил ведьму за морщинистый кадык, прижал к стене: «Расколдовывай, тварь! Расколдовывай, а то прибью!»

Старуха перхала, извивалась, стараясь найти опору.

Илья прижимал все крепче.

Старуха, уже задыхаясь, показала жестами, что хочет говорить.

Илья ослабил хватку.

«Расколдую. Уйду с Руси совсем — если пообещаешь не убивать».

Длинноносый человечек, куда-то спешивший, шепнул на ходу: «Пусть Великой Матерью клянется. И по дороге вред не причинять». Поблезилось, конечно. Как и все здесь.

«Клянись Великой Матерью расколдовать всех, кого заколдовала, и уйти с Руси, не причинив по дороге никому вреда!»

Бабка повторила клятву, и Илья отпустил ее. В хлеву пахло крепко — но не свиньями. Парни поднимались с четверенек, с недоумением оглядывая себя и все вокруг.

Было тихо, ясно и противно. Илья огляделся — ведьмы нигде не было.

Он посмотрел на спасенных: еще ошарашенные и молчащие, они выстраивались к бочке с водой — обмыться. Не пропадут.

Илье не хотелось снова проходить этим домом — нашел выход со скотного двора, пошел в обход терема. Парни потянулись за ним, по дороге срывая привявшие осенние лопухи, чтобы прикрыть срам.

Добрыня обнимал мать. Лицо у него было почти такое же, как у парней со скотного двора. Почти: вместе с недоумением и ошарашенностью в нем была детская доверчивая ласка.

Вечером дом в мощеном переулке занялся и быстро сгорел дотла. На Подоле шепотом поговаривали, что сожгли его сами живущие в переулке ведьмы — чтобы посторонние не зашли.

****

Расколдованные парни, как рассказывали, заново научились говорить и вели себя почти как раньше, только иногда вставали на четвереньки или проявляли интерес к свиным корытам. Те же, у кого были семьи, и вовсе без следа оклемались со временем.

Добрыня узнал Илью на следующий день.

****