Илья (СИ)

Но полностью приходил в себя Добрыня долго. Память вернулась к нему, но это уже не был прежний спокойный, твердый Добрыня. Периоды слабости и унылого равнодушия ко всему сменялись у него короткими порывами лихорадочной и бессмысленной деятельности. Жил он теперь в тереме с матерью, и Амельфа Тимофеевна по секрету тихонько признавалась Илье, что Добрыне снятся дурные сны, и она часто прибегает на его крик или вовсе дежурит рядом, потому что иначе он не может уснуть.

Но благодаря ли постоянной заботе матери, мягким разговорам Ильи, который осторожно пытался ими вернуть Добрыню к себе прежнему, с прежними мыслями и интересами, или Божьей помощи (оба они усердно за него молились), но нехорошие эти признаки становились все слабее, пока и вовсе не сошли на нет.

И именно Добрыня, скача по зимнику на охоту бок о бок с Владимиром, предсказал, исходя из докладов прознатчиков о поведении степных племен, что нападения на русские селения с весной усилятся, и предложил идею Богатырского дозора — постоянного присутствия богатырей на границе со степняками, чтобы и жить там, и постоянно проверять границу и давать отпор, не дожидаясь, пока враг дойдет до селений.

Князю идея понравилась.

****

А потом появилась песня. О том, как ведьма Маринка приворожила богатыря Добрыню Никитича и хвасталась его матери, что десятерых уже превратила в бычков и ее сына превратит. И как, узнав об этом, срубил Добрыня Маринке голову своим верным мечом.

Илья, послушав ее, только вздохнул. Все то же: люди хотят надежного конца, чтобы больше не бояться.

Он сказал об этом Добрыне. Тот, отворотясь, ответил сумрачно, но твердо: «Я б срубил».

А Илья, не рассказывая ничего, все-таки осмелился задать Вольге вопрос, который его сильно мучил: откуда ведьма или колдун может знать, как выглядит и устроен его, Ильи, родной дом и навести такой морок? Или, не дай Бог, в голове у него увидеть могут?

«Они не знают, — ответил Вольга, — знаешь ты».

И не задал ни одного вопроса.

А Илья частенько задумывался: интересно, где сейчас старуха, и не сделал ли он ошибки какой, послушавшись длинноносого торопыгу из спиленного где-то в Карачарове сучка на бревне?

Часть II

Глава 10

Впереди была степь — чуть подернутая туманом бесконечность, где русские не строили своих селений, где бродили со своим стадами кочевники — разные, с разными лицами и разными наречиями, где вот уже век властвовали половцы, как до них — печенеги, хазары и Бог знает какие еще забытые уже народы.

Русь ограждали Змиевы валы — неведомо когда и кем построенные, чтобы защищаться от степи, уже сглаженные временем, но еще высокие и ровные. Русичи использовали их всегда: валы были хороши против конной атаки, но теперь этого было мало.

Степь казалась бесконечной и однообразной, но и в ней были свои дороги. Большим ордам требовалось много воды и много места, чтобы идти, не ломая ноги своим лошадям, поэтому были и известные места, где орды приходили на Русь.

Вот и решили на таком месте, у подножия вала на границе половецкой степи, поставить постоянное жилье для дозорных с земляными укреплениями, крепким частоколом и башенкой для наблюдения на самом валу — небольшую крепость. От этой крепости богатыри должны были ходить дозором вдоль всей границы, извещая, случись нападение, дружину крепостицы голубем или особого вида столбом дыма.

****

Зима была звонкой, морозной, голубой, какие редко бывают в этих местах.

Чурила Пленкович и Дюк Степанович по воскресеньям изумляли киевский люд шубами, причудливо собранными из меха самых редких зверей. Люд радовался, притоптывая валенками и плотнее затягивая кожушки. Лица у спорщиков были унылые. «Подсказал бы им кто-нибудь сдаться одновременно», — думал Илья, разглядывая вместе со смеющимися детьми пардусовые морды на воротниках и поющие пуговицы. Сам он в круг приятелей великих щеголей не входил, и едва ли они послушались бы его совета.

****

От Киева к будущему дозорному городку наметилась дорога — голубая полоса, по которой мощные мохнатые лошади влекли бревна для будущего сруба — хорошие бревна, двуохватные, рубленные и окоренные двумя зимами ране, просушенные на совесть; бревна потоньше — для доброго частокола. Плотники с красными разгоряченными зимой и работой лицами трудились, сбросив кожухи, пересмеиваясь, поигрывали топорами: князь за работу платил славно, и понимание, что строят они не что-нибудь, а защиту для Руси, для родных сел, добавляло и рвения, и улыбок. Скоро, совсем скоро повезут кирпич, особый, печной, и печник с подмастерьями, так же посмеиваясь, возьмутся за свой таинственный труд.

****