Илья (СИ)

(Илья в своей яме в эту ночь только железо не грыз от невыносимой, непонятно откуда накатившей тоски. Бился о стены, стонал сквозь зубы от невыносимой душевной боли. К утру вдруг разом отпустило. А потом пришла она - Алена. Он не видел ее, но знал, что она здесь. Побыла, наполняя всё невидимым светом и любовью, и ушла, простившись. Только теперь Илья знал, что они встретятся. Не потеряют друг друга. Алена сказала.

"Ты бы хоть по ночам на воздух выходил, дядько Илья, - сказала, придя навестить через несколько дней, Наталья, с жалостью сердечной его разглядывая. - Заморишь себя тут в духоте". Он улыбнулся грустно и ласково: "Не расстраивайся, дитя. Выйду в нужный срок, ничего со мной не станется".)

В глухой стороне, вдалеке от больших дорог и больших событий, где вырос Соколик, мало знали о Киеве и богатырях, хранивших на границе с половцами русскую землю. Свои были досады в этом лесном краю и свои беды. Имя Ильи Муромца если и мелькало в рассказах редких в тех местах странников, то до одиноко стоявшей мельницы доходило только слабым эхом. Так... слышали, что есть вроде такой человек. Но кем бы ни был его отец, Соколик твердо решил разыскать его. Не в родство напрашиваться - узнать о матери. Как и где жила, где глаз потеряла и почему, беспамятная и одинокая, оказалась здесь. Спросить об этом у того, кто должен был знать - отца, и с него спросить, если понадобится.

Он бы отправился сразу, но как бросить стариков? Без него им с мельницей не справиться. Ответ подождет - вон сколько времени ждал, а дедушке с бабушкой (а Соколик так называл их, и это привязывало еще больше) он сейчас нужен.

Так и жил, вот только после смерти Алены старики надолго на свете не задержались. Мельник надорвался, поднимая привычный до недавнего мешок с мукой, а вслед за ним ушла и мельничиха. Пришли поп со старостой, приехали братья покойного мельника: разбираться с имуществом. Оказалось, мельничиха после смерти мужа ходила и к попу, и к старосте: просила оставить после нее мельницу Соколику. Русская Правда до этих мест еще не дошла, да и не знали толком в селе, под какого князя рукой живут, поэтому судили по обычаю. Поп (из греков) настаивал на исполнении воли покойницы, староста - на том, что из рода статное уходить не должно. Соколик не дослушал. Собрал котомку, поклонился могилам, простился с живыми и ушел.

Он пробирался к Киеву и по дороге много слышал толков об отце. О его смерти, несправедливой и незаслуженной, и о тайных надеждах на его возвращение. Соколик, схоронивший мать и приемных бабку с дедом, знал: напрасны эти надежды. Мертвые не возвращаются. Слышал много такого, что гордостью загоралось мальчишеское сердце: это мой отец! И недоумением болело: как же, такой богатырь - и не защитил? А может, и не нужна была ему Алена? Заводилось злобой: поигрался и бросил? Думалось: не торопись, все узнаешь. Пусть отец мертв, но кто-нибудь да должен знать..

Соколик для себя решил: будет богатырем. Силушка была, не зря же с двенадцати лет мешки с мукой таскал, впору взрослому мужику. Но проситься в дружину к князю, который убил его отца, не хотел. Судить князя не торопился: мало ли что между ними там было. Русь восхваляла Илью Муромца за подвиги и добрые дела, но ничего не знала об одноглазой женщине, забывшей свое имя. Может, и еще чего не знала. Будет время - он разберется со всем, если надо - и с князем. Но идти на службу к нему не хотел, и все.

Тут-то он и услышал про Дозор. Дозор, который вроде бы подчинялся князю киевскому, но на деле был независим, охраняя Русь под началом Вольги-оборотня.

Придя в Дозор, Соколик сказал только, что сирота, про родителей говорить не стал, его и не спрашивали. Не один он такой там был. Вольга знал отца; мог знать и мать. Соколику хотелось узнать правду, а не то, что захотят сказать сыну брошенной матери.

Но от Вольги он не узнал ничего.

Случалось, того спрашивали про Илью Муромца; не только отроки, но и взрослые воины. Но Вольга только мрачнел и отсылал спросившего с каким-нибудь поручением.

Глава 23

Владимир метался по горнице. Враг стоял у стен Киева, и сил, чтобы сдержать, его было мало, слишком мало. Где-то там были Добрыня и Алеша со своими дружинами - живы ли еще? Воины, защищавшие стены, были каждый на счету - не до того, чтобы посылать гонцов. Чудом оставшийся в живых, едва вставший после ранения Василий Игнатович, дозорный, бывший знаменитый пьяница, вел поредевшие киевские полки.

Князь встал у окна.

- Русь бежит, - проговорил он с глубокой тоской. Апраксия поднялась со своего места и молча встала рядом с ним. - Они не верят, что я могу защитить их, и не сопротивляются. Просто снимаются селами и бегут. Ты знаешь, что такое "харизма"? - неожиданно резко спросил он, обернувшись к дочери.

Наталья неопределенно пожала плечами.

- Был бы Илья Муромец, - все с той же тоской сказал Владимир.

- Ты же сам его в яму замуровал, - напомнила дочь.

- Да! Сам! Замуровал! - взорвался князь. - И любой бы замуровал! Власть, она, знаешь...

Он помолчал.