Илиада

Все при своих кораблях, и цари и герои ахеян,[1467]
Спали целую ночь[1468], побежденные сном благотворным;
Но Атрид Агамемнон, ахейского пастырь народа,
Сладкого сна не вкушал, волнуемый множеством мыслей.
⁵ Словно как молнией[1469] блещет супруг лепокудрыя Геры,
Если готовит иль дождь бесконечный, иль град вредоносный,
Или метель, как снега убеляют широкие степи,
Или погибельной брани огромную пасть отверзает, —
Так многократно вздыхал Агамемнон, глубоко от сердца,
¹⁰ Скорбью гнетомого; самая внутренность в нем трепетала;
Ибо когда озирал он троянский стан[1470], удивлялся
Их огням неисчетным, пылающим пред Илионом,
Звуку свирелей, цевниц и смятенному шуму народа.[1471]
Но когда он взирал на ахейский стан неподвижный,
¹⁵ Клоки власов у себя из главы исторгал, вознося их
Зевсу всевышнему: тяжко стенало в нем гордое сердце.

Дума сия наконец показалася лучшей Атриду —
С Нестором первым увидеться, мудрым Нелеевым сыном,
С ним не успеют ли вместе устроить совет непорочный,[1472]
²⁰ Как им беду отвратить от стесненной рати ахейской;
Встал Атрейон и с поспешностью перси оде́ял хитоном;
К белым ногам привязал красивого вида плесницы;
Сверху покрылся великого льва окровавленной[1473] кожей,
Рыжей, огромной, от выи до пят, и копьем ополчился.

²⁵ Страхом таким же и царь Менелай волновался; на очи
Сон и к нему не сходил: трепетал он, да бед не претерпят
Мужи ахейцы, которые все по водам беспредельным
К Трое пришли, за него дерзновенную брань подымая.
Встал и широкие плечи покрыл он пардовой кожей,
³⁰ Пятнами пестрой; на голову шлем, приподнявши, надвинул,
Медью блестящий, и, дрот захвативши в могучую руку,
Так он пошел, чтобы брата воздвигнуть, который верховным
Был царем[1474] аргивян и, как бог, почитался народом.
Он, при корме корабля, покрывавшегось пышным доспехом,
³⁵ Брата нашел, и был для него посетитель приятный.
Первый к нему возгласил Менелай, воинственник славный:
«Что воружаешься, брат мой почтенный?[1475] или́ от ахеян
Хочешь к троянам послать соглядатая? Но, признаюся,
Я трепещу, чтоб не вызвался кто на подобное дело,[1476]
⁴⁰ И чтоб враждебных мужей соглядать не пошел одинокий
В сумраках ночи глухой: человек дерзосердый он будет».

Брату в ответ говорил повелитель мужей Агамемнон:
«Нужда в совете и мне и тебе, Менелай благородный,
В мудром совете, который бы мог защитить и избавить
⁴⁵ Рать аргивян и суда; изменилось Кронидово сердце:
К Гектору, к жертвам его преклонил он с любовию душу!
Нет, никогда не видал я, ниже́ не слыхал, чтоб единый
Смертный столько чудес, и в день лишь единый, предпринял,
Сколько свершил над ахейцами Гектор, Зевсу любезный,
⁵⁰ Гектор, который не сын ни богини бессмертной, ни бога.
Но что свершил он, о том сокрушаться ахеяне будут
Часто и долго; такие беды сотворил он ахейцам!
Но иди, Менелай, призови Девкалида[1477], Аякса,
Прямо спеши к кораблям, а к почтенному сыну Нелея
⁵⁵ Сам я иду и восстать преклоню, не захочет ли старец
Стражей священный сонм[1478] навестить и блюстись приказать им;
Верно, ему покорятся охотнее; сын его храбрый
Стражи начальствует сонмом, и с ним Девкалида сподвижник,
Вождь Мерион; предпочтительно им поручили мы стражу».

⁶⁰ И его вопросил Менелай, воинственник славный:
«Что же мне ты прикажешь и как повелишь, Агамемнон?
Там ли остаться, у них, твоего ожидая прихода,
Или к тебе поспешать возвратиться, как всё накажу им?»

Вновь Менелаю вещал повелитель мужей Агамемнон:
⁶⁵ «Там ты останься, чтоб мы не могли разойтися с тобою,
Ходя в сумраке: много дорог по широкому стану.
Где же пойдешь, окликай, и всем советуй стеречься;
Каждого мужа, Атрид, именуй по отцу и по роду[1479];
Всех приветливо чествуй и сам ни пред кем не величься.
⁷⁰ Ныне и мы потруди́мся, как прочие; жребий таков наш!
Зевс на нас, на родившихся, тяжкое горе возвергнул!»

Так говоря, отпускает он брата, разумно наставив;
Сам наконец поспешает к владыке народов Нелиду.
Старца находит при черном его корабле против кущи,[1480]
⁷⁵ В мягком одре, и при нем боевые лежали доспехи:
Выпуклый щит, и два копия, и шелом светозарный;
Подле и пояс лежал разноцветный, который сей старец
Часто еще препоясывал, в бой мужегубный готовясь
Рать предводить: еще не сдавался он старости грустной.
⁸⁰ Нестор привставши на локоть и голову с ложа поднявши,
К сыну Атрея вещал и его вопрошал громогласно:
«Кто ты? и что меж судами по ратному стану здесь ходишь
В сумраке ночи один, как покоятся все человеки?
Друга ли ты или, может быть, меска сбежавшего ищешь?
⁸⁵ Что тебе нужно? Откликнись, а молча ко мне не ходи ты!»

Старцу немедля ответствовал пастырь мужей Агамемнон:
«Нестор, почтеннейший старец, великая слава данаев!
Ты Агамемнона видишь, которого Зевс промыслитель
Более всех подвергнул трудам бесконечным, покуда
⁹⁰ В персях моих остается дыханье и движутся ноги.
Так я скитаюсь; на очи мои ниже́ ночью не сходит
Сладостный сон, и на думах лишь брань и напасти ахеян!
Так за ахеян жестоко страшуся я: дух мой не в силах
Твердость свою сохранять, но волнуется; сердце из персей
⁹⁵ Вырваться хочет, и ноги мои подо мною трепещут!
Если что делать намерен ты (сон и к тебе не приходит),
Встань, о Нелид, и ко стражам ахейским дойдем и осмотрим.
Может быть, все, удрученные скучным трудом и дремотой,
Сну предалися они и о страже опасной забыли.
¹⁰⁰ Рати же гордых врагов недалеко; а мы и не знаем,
В сумраке ночи они не хотят ли незапно ударить».

Сыну Атрея ответствовал Нестор, конник геренский:
«Славою светлый Атрид, повелитель мужей Агамемнон!
Замыслы Гектору, верно, не все промыслитель небесный
¹⁰⁵ Ныне исполнит, как гордый он ждет; и его удручит он
Горем, я чаю, и бо́льшим, когда Ахиллес быстроногий
Храброе сердце свое отвратит от несчастного гнева.
Следовать рад я с тобою; пойдем, и других мы разбудим
Храбрых вождей: Диомеда героя, царя Одиссея,
¹¹⁰ С ними Аякса быстрого, также Филеева сына[1481].
Если б еще кто-нибудь поспешил и к собранию призвал
Идоменея царя и подобного богу Аякса:
Их корабли на конце станови́ща, отсюда не близко.
Но Менелая, любезного мне и почтенного друга,
¹¹⁵ Я укорю, хоть тебя и прогневаю; нет, не сокрою!
Он почивает, тебя одного заставляет трудиться!
Ныне он должен бы около храбрых и сам потрудиться,
Должен бы всех их просить, настоит нестерпимая нужда!»

Нестору вновь отвечал повелитель мужей Агамемнон:
¹²⁰ «Старец, другою порой укорять я советую брата:
Часто медлителен он и как будто к трудам неохотен, —
Но не от праздности низкой или́ от незнания дела:
Смотрит всегда на меня, моего начинания ждущий.
Ныне же встал до меня и ко мне неожидан явился.
¹²⁵ Брата послал я просить предводителей, коих ты назвал.
Но поспешим, и найдем, я надеюся, их мы у башни,
Вместе с дружиной стражебною: там повелел я собраться».

Снова Атриду ответствовал Нестор, конник геренский:
«Ежели так, из данаев никто на него не возропщет:
¹³⁰ Каждый послушает, если он что запретит иль прикажет[1482]».

Так говоря, одевал он перси широким хитоном;
К белым ногам привязал прекрасного вида плесницы,
После — кругом застегнул он двойной свой, широкопадущий,
Пурпурный плащ, по котором струилась косматая во́лна;
¹³⁵ И, копье захватив, повершенное острою медью,
Так устремился Нелид меж судов и меж кущей ахеян.
Там сперва Одиссея, советами равного Зевсу,
Поднял от сна восклицающий громко возница геренский.
Скоро дошел до души Одиссеевой Несторов голос:
¹⁴⁰ Выступил он из-под кущи и так говорил воеводам:
«Что меж судами одни по вои́нскому ходите стану
В сумраке ночи? какая пришла неизбежная нужда?»

Сыну Лаэрта ответствовал Нестор, конник геренский:
«Сын благородный Лаэртов, герой Одиссей многоумный!
¹⁴⁵ Ты не ропщи: аргивянам жестокая нужда приходит!
С нами иди, и других мы разбудим, с которыми должно
Ныне ж решить на совете, бежать ли нам или сражаться».

Рек он, — и быстро под кущу вступил Одиссей многоумный,
Щит свой узорный за плечи закинул и следовал с ними.
¹⁵⁰ К сыну Тидея пошли и нашли Диомеда лежащим
Одаль от сени, с оружием; около ратные други
Спали; сголовьем их были щиты, у постелей их копья
Прямо стояли, вонзенные древками; медь их далеко
В мраке блистала, как молния Зевса. Герой в середине
¹⁵⁵ Спал, и постелью была ему кожа вола степового[1483];
Светлый, блестящий ковер лежал у него в изголовье.
Близко пришедши, будил почивавшего Нестор почтенный,
Трогая краем ноги, и в лицо укорял Диомеда:
«Встань, Диомед! и что ты всю ночь почиваешь беспечно?
¹⁶⁰ Или забыл, что трояне, заняв возвышение поля,
Близко стоят пред судами и узкое место нас делит?»

Так говорил; почивавший с постели стремительно вспрянул
И, обратяся к нему, произнес крылатые речи:
«Слишком заботливый старец, трудов никогда ты не бросишь!
¹⁶⁵ Нет ли у нас и других, в ополчении младших данаев,
Коим приличнее было б вождей нас будить по порядку,
Ходя по стану ахейскому; неутомим ты, о старец!»

Сыну Тидея ответствовал Нестор, конник геренский:
«Так, Диомед, справедливо ты всё и разумно вещаешь.
¹⁷⁰ Есть у меня и сыны непорочные, есть и народа
Много подвластного: было б кому обходить и сзывать вас;
Но жестокая ну́жда аргивских мужей постигает!
Всем аргивянам теперь на мечно́м острии распростерта
Или погибель позорная, или спасение жизни![1484]
¹⁷⁵ Но поспеши ты и сына Филеева с быстрым Аяксом
К нам призови: ты моложе меня и о мне сожалеешь».

Рек; Диомед, немедля покрывшийся львиною кожей
Рыжей, огромной, до пят доходящей, и дрот захвативши,
Быстро пошел, разбудил воевод и привел их с собою.

¹⁸⁰ Скоро владыки ахеян достигнули собранных[1485] стражей,
И не в дремоте они предводителей стражи застали:
Бодро младые ахейцы, с оружием в дланях, сидели.
Словно как псы у овчарни овец стерегут беспокойно,
Сильного зверя зачуяв, который из гор, голодалый,
¹⁸⁵ Лесом идет; подымается шумная противу зверя
Псов и людей стерегущих тревога, их сон пропадает, —
Так пропадал на очах усладительный сон у ахеян,
Стан охраняющих в грозную ночь: непрестанно на поле
Взоры вперяли они, чтоб узнать, не идут ли трояне.

¹⁹⁰ С радостью старец узрел их и, более дух ободряя,
Весело к ним говорил, устремляя крылатые речи:
«Так стерегитесь, любезные дети! никто и не думай,
Стоя на страже, о сне: да не будем мы в радость враждебным».

Так говоря, перенесся за ров; и за ним устремились[1486]
¹⁹⁵ Все скиптроносцы ахейские, сколько звано́ их к совету.
С ними герой Мерион и Несторов сын знаменитый[1487]
Следовал: сами цари пригласили и их для совета.
Вместе они, перешедшие ров, пред стеною изрытый,
Сели на чистой поляне, на месте, свободном от трупов
²⁰⁰ В сече убитых, отколь возвратился крушительный Гектор,
Рать истреблявший данаев, доколе их ночь не покрыла;
Там воеводы, сидящие, между собой говорили.
Речь им полезную начал геренский воинственник Нестор:
«Други! не может ли кто-либо сам на свое положиться
²⁰⁵ Смелое сердце и ныне же к гордым троянам пробраться
В мраке ночном? не возьмет ли врага он, бродящего с краю[1488];
Или не может ли между троян разговора услышать,
Как меж собою они полагают: решились ли твердо
Здесь оставаться далеко от города или обратно
²¹⁰ Мнят от судов отступить, как уже одолели данаев.
Если бы то он услышал и к нам невредим возвратился,
О, великая слава была бы ему в поднебесной[1489],
Слава у всех человеков; ему и награда прекрасна!
Сколько ни есть над судами ахейских начальников храбрых,
²¹⁵ Каждый из них наградит возвратившегось черной овцою
С агнцем сосущим, — награда, с которой ничто не сравнится;[1490]
Будет всегда он участник и празднеств, и дружеских пиршеств».
Рек, — и никто не ответствовал, все хранили молчанье.
Первый меж них взговорил Диомед, воеватель могучий:
²²⁰ «Нестор! меня побуждает душа и отважное сердце
В стан враждебный войти, недалеко лежащий троянский.
Но когда и другой кто со мною идти пожелает,
Более бодрости мне и веселости более будет.
Двум совокупно идущим[1491], один пред другим вымышляет,
²²⁵ Что для успеха полезно; один же хотя бы и мыслил[1492], —
Медленней дума его и слабее решительность духа[1493]».

Так говорил, — и идти с ним хотящие многие встали:
Оба Аякса[1494] хотят, нестрашимые слуги Арея;
Хочет герой Мерион, Фразимед беспредельно желает;
²³⁰ Хочет и светлый Атрид Менелай, знаменитый копейщик;
Хочет и царь Одиссей во враждебные сонмы проникнуть, —
Смелый: всегда у него на опасности сердце дерзало.
Но меж них возгласил повелитель мужей Агамемнон:
«Отрасль Тидея, любезнейший мне Диомед благородный!
²³⁵ Спутника сам для себя избирай, и кого пожелаешь;
Кто из представших, как мыслишь, отважнейший: многие жаждут.
Но, из почтения тайного, лучшего к делу не брось ты
И не выбери худшего, страху души уступая;
Нет, на род не взирай ты, хотя б и державнейший был он».

²⁴⁰ Так Агамемнон вещал, за царя Менелая страшася.
К ним же вновь говорил Диомед, воеватель бесстрашный:
«Ежели мне самому избрать вы друга[1495] велите,
Как я любимца богов, Одиссея героя забуду?[1496]
Сердце его, как ничье, предприимчиво; дух благородный
²⁴⁵ Тверд и в трудах и в беда́х; и любим он Палладой Афиной!
Если сопутник мой он, из огня мы горящего оба
К вам возвратимся: так в нем обилен на вымыслы разум».

Но ему возразил Одиссей, знаменитый страдалец:
«Слишком меня ни хвали, ни хули, Диомед благородный, —
²⁵⁰ Знающим всё говоришь ты царям и героям ахейским.
Лучше пойдем мы! Ночь убегает, и близко денница;
Звезды ушли уж далеко; более двух уже долей
Ночь совершила, и только что третия доля осталась».[1497]

Так говоря, покрывалися оба оружием страшным.
²⁵⁵ Несторов сын, Фразимед воинственный, дал Диомеду
Медяный нож двулезвенный (свой при судах он оставил),
Отдал и щит; на главу же героя из кожи воловой
Шлем он надел, но без гребня, без блях, называемый плоским,
Коим чело у себя покрывает цветущая младость.
²⁶⁰ Вождь Мерион предложил Одиссею и лук и колчан свой,
Отдал и меч; на главу же надел Лаэртида героя
Шлем из кожи;[1498] внутри перепутанный часто ремнями,[1499]
Крепко натянут он был, а снаружи по шлему торчали
Белые вепря клыки, и сюда, и туда воздымаясь
²⁶⁵ В стройных, красивых рядах; в середине же полстью подбит он.
Шлем сей — древле из стен Элеона[1500] похитил Автолик[1501],
Там Горменида Аминтора[1502] дом крепкозданный разрушив;
В Скандии[1503] ж отдал его киферийскому Амфидамасу[1504];
Амфидамас подарил, как гостинец приязненный, Молу[1505];
²⁷⁰ Мол, наконец, Мериону вручил его, храброму сыну;
Ныне сей шлем знаменитый главу осенил Одиссея.

Так Одиссей с Диомедом, покрывшись оружием страшным,
Оба пустилися, там же оставив старейшин ахейских;
Доброе знаменье храбрым немедля послала Афина —
²⁷⁵ Цаплю на правой руке от дороги[1506]; они не видали
Птицы сквозь сумраки ночи, но слышали звонкие крики.
Птицей обрадован был Одиссей и взмолился Афине:
«Глас мой услышь, громовержцем рожденная! Ты, о богиня,
Мне соприсущна[1507] во всяком труде: от тебя не скрываю[1508]
²⁸⁰ Дум я моих; но теперь благосклонною будь мне, Афина!
Дай нам к ахейским судам возвратиться покрытыми славой,
Сделав великое дело, на долгое горе троянам!»

И взмолился второй, Диомед, воеватель могучий:
«Ныне услышь и меня, необорная дщерь Эгиоха!
²⁸⁵ Спутницей будь мне, какою была ты герою Тидею
К Фивам[1509], куда он с посольством ходил от народов аргивских;
Возле Асоповых вод[1510] аргивян меднолатных оставив,
Мирные вести отец мой кадмеянам нес браноносным
В град, но, из града идущий, деяния, страшные слуху[1511],
²⁹⁰ Сделал с тобой[1512]: благосклонная ты предстояла Тидею.
Так ты по мне поборай[1513] и меня сохрани, о богиня!
В жертву тебе принесу я широкочелистую краву,[1514]
Юную, выя которой еще не склонялась под иго;
В жертву ее принесу я, с рогами, облитыми златом[1515]».

²⁹⁵ Так говорили, молясь; и вняла им Паллада Афина.
Кончив герои мольбу громовержца великого дщери,
Оба пустились, как львы дерзновенные, в сумраке ночи,
Полем убийства, по трупам, по сбруям и токам кровавым.

Тою порой и троянским сынам[1516] Приамид[1517] не позволил
³⁰⁰ Сну предаваться; собрал для совета мужей знаменитых,
Всех в ополченье троянском вождей и советников мудрых.
Собранным вместе мужам[1518], предлагал он совет им полезный:
«Кто среди вас за награду великую мне обещает
Славное дело свершить? А награда богатая[1519] будет:
³⁰⁵ Дам колесницу тому и яремных коней гордовыйных
Двух, превосходнейших всех при судах быстролетных данайских,
Кто между вами дерзнет (а покрылся б он светлою славой!)
В сумраке ночи к ахейскому стану дойти и разведать:
Так ли ахеян суда, как и прежде, опасно стрегомы;
³¹⁰ Или, уже укрощенные силою нашей, ахейцы
Между собой совещают о бегстве и нынешней ночью
Стражи держать не желают, трудом изнуренные тяжким».

Так говорил; но молчанье глубокое все сохраняли.
Был меж троянами некто Долон, троянца Эвмеда,
³¹⁵ Вестника[1520], сын, богатый и златом, богатый и медью;
Сын, меж пятью дочерями, единственный в доме отцовском,
Видом своим человек непригожий, но быстрый ногами.
Он предводителю Гектору так говорил, приступивши:
«Гектор, меня побуждает душа и отважное сердце
³²⁰ В сумраке ночи к судам аргивян подойти и разведать.
Но, Приамид, обнадежь, подыми твой скиптр и клянися,
Тех превосходных коней и блестящую ту колесницу
Дать непременно, какие могучего носят Пелида.
Я не напрасный тебе, не обманчивый ведомец буду:
³²⁵ Стан от конца до конца я пройду и к судам доступлю я,
К самым судам Агамемнона; верно, ахеян владыки
Там совет совещают, бежать ли им, или сражаться».

Рек он, — и Гектор поднял свой скипетр и клялся Долону:
«Сам Эгиох мне свидетель, супруг громовержущий Геры!
³³⁰ Муж в Илионе другой на Пелидовых коней не сядет:
Ты лишь единый, клянуся я, оными славиться будешь».

Рек он — и суетно клялся[1521], но сердце разжег у троянца.
Быстро и лук свой кривой и колчан он за плечи забросил,
Сверху покрылся кожей косматого волка седого;
³³⁵ Шлем же хорёвый надел и острым копьем ополчился.
Так от троянского стана пошел он к судам; но троянцу
Вспять не прийти от судов, чтобы Гектору вести доставить.
Он, за собой лишь оставил толпы и коней и народа,
Резво дорогой пошел. Подходящего скоро приметил
³⁴⁰ Царь Одиссей и сопутнику так говорил, Диомеду:
«Верно, сей муж, Диомед, из троянского стана подходит!
Он, но еще не уверен я, наших судов соглядатай;
Или подходит, чтоб чей-либо труп из убитых ограбить.
Но позволим сначала немного ему по долине
³⁴⁵ Нас миновать, а потом устремимся и верно изловим,
Быстро напав; но когда, убегающий, нас упредит он,
Помни, от стана[1522] его к кораблям отбивай непрестанно,
Пикой грозя, чтобы он не успел убежать к Илиону».

Так сговоряся, они у дороги, меж грудами трупов,
³⁵⁰ Оба припали, а он мимо них пробежал, безрассудный.
Но лишь прошел он настолько, как борозды нивы бывают,
Мулами вспаханной[1523] (долее мулы волов тяжконогих
Могут плуг составной[1524] волочить по глубокому пару),
Бросились гнаться герои, — и стал он, топот услышав.
³⁵⁵ Чаял он в сердце своем, что друзья из троянского стана
Кликать обратно его, по велению Гектора, гнались,
Но, лишь предстали они на полет копия или меньше,
Лица врагов он узнал[1525] и проворные ноги направил
К бегству, и быстро они за бегущим пустились в погоню.
³⁶⁰ Словно как два острозубые пса, приобыкшие к ловле,
Серну иль зайца подняв, постоянно упорные гонят
Местом лесистым, а он пред гонящими, визгая, скачет, —
Так Диомед и рушитель градов Одиссей илионца
Полем, отрезав от войск[1526], постоянно упорные гнали.
³⁶⁵ Но, как готов уже был он с ахейскою стражей смеситься,
Прямо к судам устремляяся, — ревность вдохнула Афина
Сыну Тидея, да в рати никто не успеет хвалиться
Славой, что ранил он прежде, а сам да не явится после.
Бросясь с копьем занесенным, вскричал Диомед на троянца:
³⁷⁰ «Стой, иль настигну тебя я копьем! и напрасно, надеюсь,
Будешь от рук ты моих избегать неминуемой смерти!»

Рек он — и ринул копье, и с намереньем мимо прокинул:
Быстро над правым плечом пролетевши, блестящее жалом,
В землю воткнулось копье, и троянец стал, цепенея:
³⁷⁵ Губы его затряслися, и зубы во рту застучали;
С ужаса бледный стоял он, а те, задыхаясь, предстали,
Оба схватили его — и Долон, прослезяся, воскликнул:
«О, пощадите! я выкуп вам дам, у меня изобильно
Злата и меди в дому и красивых изделий железа.
³⁸⁰ С радостью даст вам из них неисчи́слимый выкуп отец мой,
Если узнает, что жив я у вас на судах мореходных».

Но ему на ответ[1527] говорил Одиссей многоумный:
«Будь спокоен и думы о смерти отринь ты от сердца.
Лучше ответствуй ты мне, но скажи совершенную правду:[1528]
³⁸⁵ Что к кораблям аргивян от троянского стана бредешь ты
В темную ночь и один, как покоятся все человеки?
Грабить ли хочешь ты мертвых, лежащих на битвенном поле?
Или ты Гектором послан, дабы пред судами ахеян
Всё рассмотреть? или собственным сердцем к сему побужден ты?»

³⁹⁰ Бледный Долон отвечал, и под ним трепетали колена:
«Гектор, на горе, меня в искушение ввел против воли:
Он Ахиллеса великого коней мне твердокопытых
Клялся отдать и его колесницу, блестящую медью.
Мне ж приказал он — под быстролетящими мраками ночи[1529]
³⁹⁵ К вашему стану враждебному близко дойти и разведать,
Так ли суда аргивян, как и прежде, опасно стрегомы,
Или, уже укрощенные ратною нашею силой,
Вы совещаетесь в домы бежать, и во время ночное
Стражи держать не хотите, трудом изнуренные тяжким».

⁴⁰⁰ Тихо осклабясь, к нему говорил Одиссей многоумный:
«О! даров не ничтожных душа у тебя возжелала:
Коней Пелида героя![1530] Жестоки, троянец, те кони;
Их укротить и править для каждого смертного мужа
Трудно, кроме́ Ахиллеса, бессмертной матери сына!
⁴⁰⁵ Но ответствуй еще и скажи совершенную правду:[1531]
Где, отправляясь, оставил ты Гектора, сил воеводу?
Где у него боевые доспехи, быстрые кони?
Где ополченья другие троянские, стражи и станы?
Как меж собою они полагают: решились ли твердо[1532]
⁴¹⁰ Здесь оставаться, далеко от города, или обратно
Мнят от судов отступить, как уже одолели ахеян?»

Вновь отвечал Одиссею Долон, соглядатай троянский:
«Храбрый, охотно тебе совершенную правду скажу я:
Гектор, когда уходил я, остался с мужами совета,
⁴¹⁵ С ними советуясь подле могилы[1533] почтенного[1534] Ила[1535],
Одаль от шума; но стражей, герой, о каких вопрошаешь,
Нет особливых, чтоб стан охраняли или́ сторожили.
Сколько же в стане огней, у огнищ их, которым лишь нужда,
Бодрствуют ночью трояне[1536], один убеждая другого
⁴²⁰ Быть осторожным; а все дальноземцы, союзники Трои,
Спят беззаботно и стражу троянам одним оставляют:
Нет у людей сих близко ни жен, ни детей их любезных».

Снова Долона выспрашивал царь Одиссей многоумный:
«Как же союзники — вместе с рядами троян конеборных,
⁴²⁵ Или особо спят? расскажи мне, знать я желаю».

Снова ему отвечал Долон, соглядатай троянский:
«Всё расскажу я тебе, говоря совершенную правду:
К морю кариян[1537] ряды и стрельцов криволуких пеонов[1538],
Там же лелегов[1539] дружины, кавконов[1540] и славных пеласгов[1541];
⁴³⁰ Около Фимбры[1542] ликийцы[1543] стоят и гордые мизы[1544],
Рать фригиян[1545] колесничников, рать конеборцев меонян[1546].
Но почто вам, герои, расспрашивать порознь о каждом?
Если желаете оба в троянское войско проникнуть,
Вот новопришлые, с краю, от всех особливо, фракийцы[1547];
⁴³⁵ С ними и царь их Рез, воинственный сын Эйонея.
Видел я Резовых коней, прекраснейших коней, огромных;
Снега белее они и в ристании быстры, как ветер.
Златом, сребром у него изукрашена вся колесница.
Сам под доспехом златым, поразительным, дивным для взора,
⁴⁴⁰ Царь сей пришел, под доспехом, который не нам, человекам
Смертным, прилично носить, но бессмертным богам олимпийским!
Ныне — ведите меня вы к своим кораблям быстролетным
Или свяжите и в узах оставьте на месте, доколе
Вы не придете обратно и в том не уверитесь сами,
⁴⁴⁵ Правду ли я вам, герои, рассказывал или неправду».

Грозно взглянув на него, взговорил Диомед непреклонный:
«Нет, о спасенье, Долон, невзирая на добрые вести,
Дум не влагай себе в сердце, как впал уже в руки ты наши.
Если тебе мы свободу дадим и обратно отпустим,
⁴⁵⁰ Верно, ты снова придешь к кораблям мореходным ахеян,
Тайно осматривать их или явно с нами сражаться.
Но когда уже дух под моею рукою испустишь,
Более ты не возможешь погибелен быть аргивянам».

Рек, — и как тот, у него подбородок рукою дрожащей
⁴⁵⁵ Тронув, хотел умолять, Диомед замахнул и по вые
Острым ножом поразил и рассек ее крепкие жилы:
Быстро, еще с говорящего, в прах голова соскочила.
Шлем хорёвый они с головы соглядатая сняли,
Волчью кожу[1548], разрывчатый лук и огромную пику.
⁴⁶⁰ Всё же то вместе Афине, добычи дарующей, в жертву
Поднял горе́ Одиссей и молящийся громко воскликнул:
«Радуйся жертвой[1549], Афина! к тебе мы всегда на Олимпе
К первой взываем, бессмертных моля! Но еще, о богиня,
Нас предводи ты к мужам и к коням, на ночлеги фракиян!»

⁴⁶⁵ Так произнес — и подня́тое всё на зеленой мирике
Царь Одиссей положил и означил приметою видной,
Вкруг наломавши тростей и ветвей полнорослых мирики,
Чтобы его не минуть им, идущим под сумраком ночи[1550].
Сами пустились вперед, чрез тела и кровавые токи.
⁴⁷⁰ Скоро достигли идущие крайнего стана фракиян[1551].
Воины спали, трудом утомленные; все их доспехи
Пышные, подле же их, в три ряда в благолепном устройстве
Сложены были, и пара коней перед каждым стояла.
Рез посреди почивал, и его быстроногие кони
⁴⁷⁵ Подле стояли, привязаны к задней скобе колесницы.

Первый его усмотрев, Одиссей указал Диомеду:
«Вот сей муж, Диомед, и вот те самые кони,
Кони фракийские, коих означил Долон умерщвленный.
Но начинай, окажи ты ужасную силу: не время
⁴⁸⁰ С острым оружием праздно стоять. Иль отвязывай коней,
Или мужей побивай ты; а я постараюсь об конях».

Рек он, — и сыну Тидееву крепость вдохнула Афина:
Начал рубить он кругом; поднялися ужасные стоны
Воев, мечом поражаемых, кровью земля закраснела.
⁴⁸⁵ Словно как лев, на стадо бесстражное коз или агниц
Ночью набредши и гибель замысля, бросается быстрый, —
Так на фракийских мужей Диомед бросался могучий;
Он их двенадцать убил. Между тем Одиссей хитроумный
Каждого мужа, который мечом Диомеда зарублен,
⁴⁹⁰ За ногу сзади схватив, выволакивал быстро из ряду,
С мыслию той на душе, чтоб фракийские бурные кони
Вышли спокойно за ним и невольно не дрогнули б сердцем,
Прямо идя по убитым, еще не привычные к трупам.
Но Тидид наконец до царя приступает, могучий;
⁴⁹⁵ Реза третьегонадесять сладостной жизни лишил он.
Царь тяжело застонал: у него сновидением грозным
Ночью стоял над главой — Диомед, по совету Афины.[1552]
Тою порой Одиссей отвязывал Резовых коней;
Вместе уздами связал и из ратного толпища вывел,
⁵⁰⁰ Луком своим поражая, бича же блестящего в руку
Он захватить не помыслил с узорной царя колесницы.
Свистнул потом Одиссей, подавая знак Диомеду.
Тот же стоял и думал, что еще смелого сделать:
Взяв ли царя колесницу, с оружием в ней драгоценным,
⁵⁰⁵ Быстро за дышло увлечь, либо вынести, вверх приподнявши,
Или еще ему более душ у фракиян исторгнуть?
Думы герою сии обращавшему в сердце, Афина
Близко предстала и так провещала Тидееву сыну:
«Вспомни уже об отшествии, сын благородный Тидея!
⁵¹⁰ Время к судам возвратиться, да к ним не придешь ты бегущий,
Если троянских мужей небожитель враждебный[1553] пробудит».

Так изрекла, — и постигнул он голос богини вещавшей,
Быстро вскочил на коня[1554]. Одиссей обоих погонял их
Луком, и кони летели к судам мореходным ахеян.

⁵¹⁵ Тою порой соглядал не беспечно и Феб сребролукий.
Он усмотрел, что Афина сопутствует сыну Тидея,
И, негодуя, в великое войско троян устремился.
Там пробудил он фракиян советника Гиппокоона,
Резова родича храброго; с ложа он спрянул и, бледный,
⁵²⁰ Видя лишь место пустое, где быстрые кони стояли,
Вкруг на побоище свежем фракиян трепещущих[1555] видя,
Громко взрыдал и по имени кликал любезного друга.
Крик по троянскому воинству, страшная встала тревога;
Быстро сбежались толпы́ и делам изумлялись ужасным,
⁵²⁵ Кои враги совершили и к черным судам возвратились.

Те же, когда принеслись, где убит соглядатай троянский,
Бурных коней удержал Одиссей, бессмертным любезный;
Но Тидид, соскочив и кровавые взявши корысти,
В руки подал Одиссею и изнова прянул на коней.
⁵³⁰ Тот[1556] их ударил; но кони покорные сами летели
К сеням ахейским: туда их несло и желание сердца[1557].

Нестор, их топот услышавши первый, вещал меж царями:
«Други любезные, воинств ахейских вожди и владыки!
Правду я или неправду, но выскажу, сердце велит мне;[1558]
⁵³⁵ Коней, стремительно скачущих, топот мне слух поражает.
Если бы сын то Лаэрта и сын дерзновенный Тидея
Так неожиданно гнали троянских коней звуконогих!
Но трепещу я, о други мои, не они ль пострадали[1559],
Воины наши храбрейшие, в стане, встревоженном ими!»

⁵⁴⁰ Не была старцем кончена речь, как явились герои;
С коней на дол соскочили, и сонм аргивян восхищенный
Их привечал и руками, и сладкими окрест словами.

Первый стал их расспрашивать Нестор, конник геренский:
«Как Одиссей знаменитый, великая слава ахеян,
⁵⁴⁵ Как вы коней сих добыли? Отважно ли оба проникли
В войско троянское? или вам бог даровал их представший?
Солнца лучам светозарным они совершенно подобны!
Я завсегда обращаюсь с троянами; праздно, надеюсь,
Я не стою пред судами, хотя и седой уже воин;
⁵⁵⁰ Но таких я коней не видал, не приметил доныне!
Бог, без сомнения, встречу явившийся, вам даровал их:
Вас обои́х одинаково любит как Зевс громовержец,
Так и Зевесова дочь, светлоокая дева Паллада!»

Сыну Нелея ответствовал царь Одиссей многоумный:
⁵⁵⁵ «Сын знаменитый Нелея, великая слава ахеян!
Богу, когда соизволит, и лучших, чем видите, коней,
Верно, легко даровать: божества беспредельно могущи!
Эти ж, старец почтенный, вновь пришлые в стане троянском
Кони фракийцев; у них и царя Диомед наш могучий
⁵⁶⁰ Смерти предал, и двенадцать сподвижников, всё знаменитых!
Но тринадцатый нами убит, при судах, соглядатай,
Коего высмотреть ночью великое воинство наше
Ныне же Гектор послал и другие сановники Трои».

Так говорящий, за ров перегнал он коней звуконогих,
⁵⁶⁵ Радостно-гордый, толпой окруженный веселых данаев.
Скоро герои, пришед к Диомедовой куще красивой,
Коней ремнями искусно разрезанных узд[1560] привязали
К конским яслям, где и другие царя Диомеда
Бурные кони стояли, питаяся сладкой пшеницей.[1561]
⁵⁷⁰ Но Лаэртид на корабль доспех Долонов кровавый
Взнес, пока не устроится жертва Палладе богине[1562].
Сами же тою порой, погрузившися в волны морские,
Пот и прах смывали на голенях, вые и бедрах;
И, когда уже всё от жестокого пота морскою
⁵⁷⁵ Влагой очистили тело и сердце свое освежили,
Оба еще омывались в красивоотесанных мойнях.[1563]
Так омывшись они, умащенные светлым елеем,
Сели с друзьями за пир[1564]; и из чаши великой Афине,
Полными кубками, сладостней меда вино возливали.