Тут приготовил в сенях для себя Одиссей богоравный Ложе из кожи воловьей, еще не дубленной; покрывши Кожу овчинами многих овец, женихами убитых, Лег он; и теплым покровом его Евриклея одела.5 Там Одиссей, женихам истребление в мыслях готовя, Глаз не смыкая, лежал. В ворота, он увидел, служанки, Жившие в тайной любви с женихами, толпой побежали, С хохотом громким, болтая, шумя и крича непристойно. Вся его внутренность пламенем гнева зажглась несказанным.10 Долго не знал он, колеблясь рассудком и сердцем, что делать, — Встать ли и, вслед за бесстыдными бросившись, всех умертвить их? Или остаться, дав волю в последний им раз с женихами Свидеться? Сердце же злилось его; как рычит, ощенившись, Злобная сука, щеняток своих защищая, когда их15 Кто незнакомый берет, и за них покусаться готовясь, Так на бесстыдниц его раздраженное сердце роптало. В грудь он ударил себя и сказал раздраженному сердцу: «Сердце, смирись; ты гнуснейшее вытерпеть силу имело В логе циклопа, в то время, когда пожирал беспощадно20 Спутников он злополучных моих, — и терпенье рассудку Выход из страшной пещеры для нас, погибавших, открыло». Так усмирял он себя, обращался к милому сердцу. Милое сердце ему покорилось, и снова терпенье В грудь пролилося его; но ворочался с боку он на бок.25 Как на огне, разгоревшемся ярко, ворочают полный Жиром и кровью желудок туда и сюда, чтоб отвсюду Мог быть он сочно и вкусно обжарен, огнем не прижженный, Так на постели ворочался он, беспрестанно тревожась В мыслях о том, как ему одному с женихов многосильной30 Шайкою сладить. К нему подошла тут Паллада Афина, С неба слетевшая в виде младой, расцветающей девы. Тихо к его изголовью приблизясь, богиня сказала: «Что же не спишь ты, из всех земнородных несчастнейший? Разве Это не дом твой? Не верною ль в доме ты встречен женою?35 Сын же таков твой, что всякий ему бы отцом захотел быть». Светлой богине ответствовал так Одиссей хитроумный: «Истину ты говоришь мне, богиня; но сердцем я крепко (В том принужден пред тобой повиниться) тревожусь, не зная, Буду ли в силах один с женихов многочисленной шайкой40 Сладить? Они всей толпою всегда собираются в доме. Но и другою тревогой мое озабочено сердце: Если по воле твоей и Крониона всех истреблю я — Как мне спастися от мщенья родни их? Подумай об этом». Дочь светлоокая Зевса Афина ему отвечала:45 «Ты, маловерный! Надеются ж люди в беде и на слабых Смертных, ни делом помочь, ни совета подать неспособных, — Я же богиня, тебя неизменно всегда от напасти Всякой хранившая. Слушай, понятно и ясно скажу я: Если бы вдруг пятьдесят из засады на двух нас напало50 Ратей, чтоб нам совокупно погибель устроить, — при них же Мы бы похитили коз их, овец и быков круторогих. Спи, ни о чем не тревожась: несносно лежать на постели, Глаз не смыкая; твои же напасти окончатся скоро». С сими словами богиня ему затворила дремотой55 Очи, потом на Олимп улетела. И всех усладитель Наших тревог, разрешающий сладко усталые члены, Сон овладел им. Супруга ж его, от тревоги проснувшись, Села бессонная в горьких слезах на постели; слезами Вдоволь свою сокрушенную грудь утолив, громогласно60 Стала она призывать Артемиду и так ей молилась: «О Артемида, богиня великая, дочь громовержца, Тихой стрелою твоею меня порази и из тела Выведи душу мою. О, когда бы меня ухватила Буря и мглистой дорогой со мною умчалася в край тот,65 Где начинает свой путь Океан,[304] круговратно бегущий! Были ж Пандаровы дочери схвачены бурею. Боги Мать и отца погубили у них; сиротами остались В доме семейном они; Афродита богиня питала Их молоком, сладкотающим медом, вином благовонным;70 Гера дала им, от всех отличая их дев земнородных, Ум и красу; Артемида пленительной стройностью стана Их одарила; Афина их всех научила искусствам. Но когда на высокий Олимп вознеслась Киферея Там умолять, чтоб супружества счастие дал непорочным75 Девам Зевес громолюбец, который, все ведая в мире, Благо и зло земнородным по воле своей посылает, — Гнусные Гарпии, дев беззащитных похитя, их в руки Предали грозных Эриний, чудовищам в рабство. О, если б Так и меня олимпийские боги с земли во мгновенье80 Сбросили! Если б меня, с Одиссеем в душе, Артемида Светлокудрявая в темную вдруг затворила могилу Прежде, чем быть мне подругою мужа, противного сердцу! Но и тяжелые скорби становятся легче, когда мы, В горьких слезах, в сокрушении сердца день целый проведши,85 Ночью в объятия сна предаемся — мы все забываем, Зло и добро, лишь коснется очей он целебной рукою; Мне же и сон мой терзает виденьями страшными демон; Виделось мне, что лежал близ меня несказанно с ним сходный, Самый тот образ имевший, какой он имел, удаляясь;90 Я веселилась; я думала: это не сон — и проснулась». Так говорила она. Поднялась златовласая Эос. Жалобы плачущей в слух Одиссеев входили; и, слыша Их, он подумал, что ею был узнан; ему показалось Даже, что образ ее над его изголовьем летает.95 Сбросив покров и овчины собрав, на которых лежал он, Все их сложил Одиссей на скамейке, а кожу воловью Вынес на двор. Тут к Зевесу он поднял с молитвою руки: «Если, Зевес, наш отец, ты меня и землей и водою В дом мой (хотя и подвергнул напастям) привел невредимо,100 Дай, чтоб от первого, кто здесь проснется, мной вещее слово Было услышано; сам же мне знаменьем сердце обрадуй». Так говорил он, молясь, и Кронион молитву услышал: Страшно ударившим громом из звездно-бестучного неба Зевс отвечал. Преисполнилась радостью грудь Одиссея.105 Слово же первое он от рабыни, моловшей на царской Мельнице близкой, услышал; на мельнице этой двенадцать Было рабынь, и вседневно от раннего утра до поздней Ночи ячмень и пшено там они для домашних мололи. Спали другие, всю кончив работу; а эта, слабее110 Прочих, проснулася ране, чтоб труд довершить неготовый. Жернов покинув, сказала она (и пророчество было В слове ее Одиссею): «Зевес, наш отец и владыка, На небе нет облаков, и его наполняют, сверкая, Звезды, а гром твой гремит, всемогущий! Кому посылаешь115 Знаменье грома? Услышь и меня, да исполнится ныне Слово мое: да последним в жилище царя Одиссея Будет сегодняшний пир женихов многобуйных! Колена Мы сокрушили свои непрестанной работой, обжорству Их угождая, — да нынешним кончатся все здесь пиры их!»120 Так говорила рабыня, был рад Одиссей прорицанью Грома и слова, и в сердце его утвердилась надежда. Тут Одиссеева дома рабыни сошлися из разных Горниц и жаркий огонь на большом очаге запалили. Ложе покинул свое и возлюбленный сын Одиссеев;125 Платье надев, изощренный свой меч на плечо он повесил; После, подошвы красивые к светлым ногам привязавши, Взял боевое копье, лучезарно блестящее медью; Так он ступил на порог и сказал, обратись к Евриклее: «Няня, доволен ли был угощением странник? Покойно ль130 Спал он? Иль вы не хотели о нем и подумать? Обычай Матери милой я знаю; хотя и разумна, а часто Между людьми иноземными худшему почести всякой Много окажет, на лучшего ж вовсе и взгляда не бросит». Так говорил Телемах. Евриклея ему отвечала:135 «Ты понапрасну, дитя, невиновную мать обвиняешь; С нею сидя, здесь вином утешался он, сколько угодно Было душе; но не ел, хоть его и просили. По горло Сыт я, сказал. А когда он подумал о сне и постели, Мягкое ложе она приготовить велела рабыням.140 Он же, напротив, как жалкий, судьбою забытый бродяга, Спать на пуховой постели, покрытой ковром,[305] отказался; Кожу воловью постлал на полу и, овчин положивши Сверху, улегся в сенях; я покрыла его одеялом». Так Евриклея сказала. Тогда Телемах из палаты145 Вышел с копьем; две лихие за ним побежали собаки. На площадь, главное место собранья ахеян, пошел он. Тут всех рабынь Одиссеева дома созвавши, сказала Им Евриклея, разумная дочь Певсенорида Опса: «Все на работу! Одни за метлы; и проворнее выместь150 Горницы, вспрыснув полы; на скамейки, на кресла и стулья Пестро-пурпурные ткани постлать; ноздреватою губкой Начисто вымыть столы; всполоснуть пировые кратеры; Чаши глубокие, кубки двудонные вымыть. Другие ж Все за водою к ключу и скорее назад, поелику155 Нынешний день женихи не замедлят приходом, напротив, Ранее все соберутся: мы праздник готовим великий». Так Евриклея сказала. Ее повинуяся воле, Двадцать рабынь побежали на ключ темноводный; другие Начали горницы все прибирать и посуду всю чистить.160 Скоро прислали и слуг женихи: за работу принявшись, Стали они топорами поленья колоть. Воротились С свежей рабыни водой от ключа. Свинопасом Евмеем Пригнаны были три борова, самые жирные в стаде: Заперли их в окруженную частым забором заграду.165 Сам же Евмей подошел к Одиссею, спросил дружелюбно: «Странник, учтивее ль стали с тобой Телемаховы гости? Иль по-вчерашнему в доме у нас на тебя нападают?» Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный: «Добрый Евмей, да пошлют всемогущие боги Олимпа170 Им воздаянье за буйную жизнь и за дерзость, с какою Здесь, не стыдяся, они расхищают чужое богатство!» Так говорили о многом они в откровенной беседе. К ним подошел козовод, за козами смотрящий, Меланфий; Коз, меж отборными взятых из стада, откормленных жирно175 В город пригнал он, гостям на обед; с ним товарищей было Двое. И, коз привязавши под кровлей сеней многозвучных, Так Одиссею сказал, им ругаяся, дерзкий Меланфий: «Здесь ты еще, неотвязный бродяга; не хочешь, я вижу, Дать нам вздохнуть; мой совет, убирайся отсюда скорее;180 Иль и со мной у тебя напоследок дойдет до расправы; Можешь тогда и моих кулаков ты отведать; ты слишком Стал уж докучен; не в этом лишь доме бывают обеды». Кончил. Ему Одиссей ничего не ответствовал; только Молча потряс головою и страшное в сердце помыслил.185 Третий тут главный пастух подошел к ним, коровник Филойтий; Коз он отборных привел с нетелившейся, жирной коровой. В город же их привезли на судах перевозчики, всех там, Кто нанимал их, возившие морем рабочие люди. Коз и корову Филойтий оставил в сенях многозвучных;[306]190 Сам же, приближась к Евмею, спросил у него дружелюбно: «Кто чужеземец, тобою недавно, Евмей, приведенный В город? К какому себя причисляет он племени? Где он Дом свой отцовский имеет? В какой стороне он родился? С виду он бедный скиталец, но царственный образ имеет.195 Боги бездомно-бродящих людей унижают жестоко; Но и могучим царям испытанья они посылают». Тут к Одиссею, приветствие правою сделав рукою, Ласково он обратился и бросил крылатое слово: «Радуйся, добрый отец чужеземец; теперь нищетою200 Ты удручен — но пошлют наконец и тебе изобилье Боги. О Зевс! Ты безжалостней всех, на Олимпе живущих! Нет состраданья в тебе к человекам; ты сам, наш создатель, Нас предаешь беспощадно беде и грызущему горю. Потом прошибло меня и в глазах потемнело, когда я205 Вспомнил, взглянув на тебя, о царе Одиссее: как ты, он, Может быть, бродит в таких же лохмотьях, такой же бездомный. Где он, несчастный? Еще ли он видит сияние солнца? Или его уж не стало и в область Аида сошел он? О благодушный, великий мой царь! Над стадами коров ты210 Здесь в стороне кефалленской меня молодого поставил; Много теперь расплодилось их; нет никого здесь другого, Кто бы имел столь великое стадо коров крепколобых. Горе! Я сам приневолен сюда их водить на пожранье Этим грабителям. Сына они притесняют в отцовом215 Доме; богов наказанье не страшно им; между собою Все разделить уж богатство царя отдаленного мыслят. Часто мне замысел в милое сердце приходит (хотя он, Правду сказать, и не вовсе похвален: есть в доме наследник), Замысел в землю чужую со стадом моим, к иноземным220 Людям уйти. Несказанное горе мне, здесь оставаясь, Царских прекрасных коров на убой отдавать им; давно бы Эту покинул я землю, где столько неправды творится, Стадо уведши с собою, к иному царю перешел бы В службу — но верится все мне еще, что воротится в дом свой225 Он, наш желанный, и всех их, грабителей, разом погубит». Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный: «Видно, порода твоя не простая, мой честный коровник; Сердцем, я вижу, ты верен и здравый имеешь рассудок; Радость за то объявляю тебе и клянуся великой230 Клятвой, Зевесом отцом, гостелюбною вашей трапезой, Также святым очагом Одиссеева дома клянуся Здесь, что еще ты отсюда уйти не успеешь, как сам он Явится; можешь тогда ты своими глазами увидеть, Если захочешь, какой с женихами расчет поведет он».235 Кончил. Ему отвечал пастухов повелитель Филойтий: «Если ты правду сказал, иноземец (и Дий да исполнит Слово твое), то и я, ты увидишь, не празден останусь». Тут и Евмей, свинопас благородный, богов призывая, Стал их молить, чтоб они возвратили домой Одиссея.240 Так говорили о многом они, от других в отдаленье. Тою порой женихи, согласившись предать Телемаха Смерти, сходились; но в это мгновение слева поднялся Быстрый орел, и в когтях у него трепетала голубка. Знаменьем в страх приведенный, сказал Амфином благородный:245 «Замысел наш умертвить Телемаха, друзья, по желанью Нам не удастся исполнить. Подумаем лучше о пире». Так он сказал; подтвердили его предложенье другие. Все они вместе пошли и, когда в Одиссеев вступили Дом, положивши на гладкие кресла и стулья одежды,250 Начали крупных баранов, откормленных коз и огромных, Жирных свиней убивать; и корову зарезали также. Были изжарены прежде одни потроха, и в кратеры Влито с водою вино. Свинопас двоеручные кубки Подал, потом и в прекрасных корзинах коровник Филойтий255 Хлебы разнес; а Меланфий вином благовонным наполнил Кубки. И подняли руки они к приготовленной пище. Но Одиссею, с намереньем хитрым в уме, на пороге Двери широкой велел Телемах поместиться; подвинув К ней небольшую, простую скамейку и низенький столик,260 Часть потрохов он принес, золотой благовонным наполнил Кубок вином и, его подавая, сказал Одиссею: «Здесь ты сиди и вином утешайся с моими гостями, Новых обид не страшася; рукам женихов я не дам уж Воли; мой дом не гостиница, где произвольно пирует265 Всякая сволочь, а дом Одиссеев, царево жилище. Вы ж, женихи, воздержите язык свой от слов непристойных, Также и воли рукам не давайте; иль будет здесь ссора». Так он сказал. Женихи, закусивши с досадою губы, Смелым его пораженные словом, ему удивлялись.270 Но, обратясь к женихам, Антиной, сын Евпейтов, воскликнул: «Как ни досадно, друзья, Телемахово слово, не должно К сердцу его принимать нам; пускай он грозится! Давно бы, Если б тому не препятствовал вечный Кронион, его мы Здесь упокоили — стал он теперь говорун нестерпимый».275 Кончил; но слово его Телемах без вниманья оставил. В это время народ через город с глашатаем жертву Шел совершать:[307] в многотенную рощу метателя верных Стрел Аполлона был ход густовласых ахеян направлен. Те же, изжарив и с вертелов снявши хребтовое мясо,280 Роздали части и начали пир многославный. Особо Тут принесли Одиссею проворные слуги такую ж Мяса подачу, какую имели и сами; то было Так им приказано сыном его, Телемахом разумным. Тою порою Афина сама женихов возбуждала285 К дерзко-обидным поступкам, дабы разгорелось сильнее Мщенье в гневной душе Одиссея, Лаэртова сына. Там находился один, от других беззаконной отличный Дерзостью, родом из Зама; его называли Ктесиппом. Был он несметно богат и, гордяся богатством, замыслил290 Спорить с другими о браке с женою Лаэртова сына. Так, к женихам обратяся, сказал им Ктесипп многобуйный: «Выслушать слово мое вас, товарищи, я приглашаю: Мяса, как следует, добрую часть со стола получил уж Этот старик — и весьма б непохвально, неправедно было,295 Если б гостей Телемаховых кто их участка лишал здесь. Я ж и свою для него приготовил подачу, чтоб мог он Что-нибудь дать за купанье рабыне иль должный подарок Сделать кому из рабов, в Одиссеевом доме живущих». Тут он, схвативши коровью, в корзине лежавшую ногу,300 Сильно ее в Одиссея швырнул; Одиссей, отклонивши Голову вбок, избежал от удара; и страшной улыбкой Стиснул он губы; нога ж, пролетевши, ударила в стену. Грозно взглянув на Ктесиппа, сказал Телемах раздраженный: «Будь благодарен Зевесу, Ктесипп, что удар не коснулся305 Твой головы чужеземца: он сам от него отклонился; Иначе острым копьем повернее в тебя бы попал я; Стал бы не брак для тебя — погребенье отец твой готовить. Всем говорю вам: отныне себе непристойных поступков В доме моем позволять вы не смейте; уж я не ребенок,310 Все уж теперь понимаю; все знаю, что надобно делать. Правда, еще принужден я свидетелем быть терпеливым Здесь истребленья баранов, и коз, и вина, и богатых Наших запасов, — я с целой толпою один не управлюсь; Новых обид мне, однако, я вам не советую делать;315 Если ж намеренье ваше меня умертвить, то, конечно, Будет пристойней, чтоб, в доме моем пораженный, я встретил Смерть там, чем зрителем был беззаконных поступков и видел, Как обижают моих в нем гостей, как рабынь принуждают Злым угождать вожделеньям в священных обителях царских».320 Так он сказал; все кругом неподвижно хранили молчанье. Но Агелай, сын Дамасторов, так отвечал напоследок: «Правду сказал он, друзья; на разумное слово такое Вы не должны отвечать оскорбленьем; не трогайте боле Старого странника; также оставьте в покое и прочих325 Слуг, обитающих в доме Лаэртова славного сына. Я ж Телемаху и матери светлой его дружелюбно Добрый и, верно, самим им угодный совет предложу здесь: В сердце своем вы доныне питали надежду, что боги, Вашим молитвам внимая, домой возвратят Одиссея;330 Было доныне и нам невозможно на медленность вашу Сетовать, так поступать вам советовал здравый рассудок (Мог после брака внезапно в свой дом Одиссей возвратиться); Ныне ж сомнения нет нам: мы знаем, что он невозвратен. Матери умной своей ты теперь, Телемах благородный,335 Должен сказать, чтоб меж нами того, кто щедрей на подарки, Выбрала. Будешь тогда ты свободно в отеческом доме Жить; а она о другом уж хозяйстве заботиться станет». Кротко ему отвечал рассудительный сын Одиссеев: «Нет, Агелай, я Зевесом отцом и судьбой Одиссея340 (Что бы с ним ни было: жив ли, погиб ли) клянусь перед всеми Вами, что матери в брак не мешаю вступить, что, напротив, Сам убеждаю ее по желанию выбрать, и много Дам ей подарков; но из дома выслать ее по неволе Я и помыслить не смею — то Зевсу не будет угодно».345 Так говорил Телемах. В женихах несказанный Афина Смех пробудила, их сердце смутив и рассудок расстроив. Дико они хохотали; и, лицами вдруг изменившись, Ели сырое, кровавое мясо; глаза их слезами Все затуманились; сердце их тяжкой заныло тоскою.350 Феоклимен богоравный тогда поднялся и сказал им: «Вы, злополучные, горе вам! Горе! Невидимы стали Головы ваши во мгле и невидимы ваши колена; Слышен мне стон ваш, слезами обрызганы ваши ланиты. Стены, я вижу, в крови; с потолочных бежит перекладин355 Кровь; привиденьями, в бездну Эреба бегущими,[308] полны Сени и двор, и на солнце небесное, вижу я, всходит Страшная тень, и под ней вся земля покрывается мраком». Так он сказал им. Безумно они хохотать продолжали. Тут говорить женихам Евримах, сын Полибиев, начал:360 «Видно, что этот, друзья, чужеземец в уме помешался; На площадь должно его проводить нам, пусть выйдет на свежий Воздух, когда уж ему так ужасно темно здесь в палате». Феоклимен богоравный сказал, обратясь к Евримаху: «Нет, Евримах, в провожатых твоих не имею я нужды;365 Две есть ноги у меня, и глаза есть и уши; рассудок Мой не расстроен, и память свою я еще не утратил. Сам убегу я отсюда; я к вам подходящую быстро Слышу беду; ни один от нее не уйдет; не избегнет Силы ее никоторый из вас, святотатцев, губящих370 Дом Одиссеев и в нем беззаконного много творящих». Так он сказал, и, поспешно палату покинув, к Пирею Прямо пошел, и Пиреем был с прежнею ласкою принят. Тою порой, поглядевши с насмешкой один на другого, Начали все Телемаха дразнить женихи, над гостями375 Дома его издеваясь, и так говорили иные: «Друг Телемах, на отбор негодяи тебя посещают; Прежде вот этот нечистый пожаловал в дом твой бродяга, Хищник обеденных крох, ни в какую работу не годный, Слабый, гнилой старичишка, земли бесполезное бремя;380 Гость же другой помешался и начал беспутно пророчить. Выслушай лучше наш добрый совет, Телемах многомудрый: Дай нам твоих благородных гостей на корабль крутобокий Бросить, к сикелам отвезть и продать за хорошие деньги». Так говорили они; Телемах, их словам не внимавший,385 Молча смотрел на отца, дожидаясь спокойно, чтоб подал Знак он, когда начинать с баззаконною шайкой расправу. В горнице ближней на креслах богатых в то время сидела Многоразумная старца Икария дочь, Пенелопа; Было ей слышно все то, что в собранье гостей говорилось.390 Весел беспечно, и жив разговором, и хохотом шумен Был их обед, для которого столько настряпали сами; Но никогда, и нигде, и никто не готовил такого Ужина людям, какой приготовил с Палладою грозный Муж для незваных гостей, беззаконных ругателей правды.