ИЛИЯ

*Резкий глухой хлопок пролетел по комнате*

Гл герой лежал неподвижно. Дыхание его иссякло.

Если вам интересно, что он чувствовал в последние несколько секунд своей жизни, перед тем, как смертельный заряд тока в четыре тысячи вольт пронзил его нервную систему, тогда слушайте: в момент, когда его стали перекладывать с каталки, он уже перестал корчиться от боли, поскольку вновь потерял сознание. Оказавшись на плоской ледяной поверхности реанимационного стола, он несколько секунд, которые для него прошли как несколько минут, молча лежал на спине, слыша гулкие отдаленные речи присутствовавших с ним в комнате. Затем что-то влажное с двух сторон прижалось к его голой груди и…

…*яркий всплеск белых молниевидных волн озарил его изнутри*.

Голоса, некогда звучавшие, хоть и отдаленно, теперь и вовсе стихли, как, впрочем, и весь остальной шум. Была полная тишина. Тьма сгустилась. Ничего не видно. Ничего не ощущается.

– Где я? – мелькнуло в сознании у Гл героя. – Почему так тихо?.. Где все? Я-то еще есть. Что происходит? – эти и другие мысли с каждым разом все сильнее стали крутиться в нем. И вот, их уже сотни… тысячи мыслей! А ответов на них все нет! Мыслей так много, что тяжело дышать. – Хотя я и не дышу вовсе… и рта у меня нет, и груди, и легких. Как же я дышу? Откуда берется это дыхание? Эта тяжесть? А главное – все эти мысли, мысли, мысли… ОТКУДА ОНИ!!! Что со мной?!

Так продолжалось довольно долго. Долго не по времени: временем здесь, в этом месте, и не пахло. Время исчислялось мыслями. Тысячами, казалось, миллионами мыслей. И не было ни ответа на них, ни покоя. И вдруг, когда уже стало невыносимо тяжело, и сознание Гл героя будто налилось свинцом, что-то вспыхнуло. Вспыхнуло и стало усиливаться. Светилом оказалась обыкновенная старая лампочка, одиноко висевшая посреди небольшой пустой комнаты и постепенно наполнявшая ее своим жарким светом. Несмотря на то, что Гл герой теперь хоть блекло, но видел очертания происходящего, он не мог пошевелиться и даже взглянуть куда-либо, кроме этой лампочки. Повернуть глаза было невозможно: не было у него ни глаз, ни глазных орбит, в которых вращаются оные. Была лишь картина. Словно он смотрел чьими-то глазами, или за него смотрел кто-то другой. Его сознание во власти чего-то неведомого. И от этого стало невообразимо страшно. Страшно оттого, что он более себе не принадлежит. Но тут лампочка потухла. Так же внезапно, как и зажглась. И вновь наступила та страшная темнота, и мысли… мысли… – Нет, я этого больше не выдержу!!..

Глаза Гл героя резко отворились, и он обнаружил себя лежащим в каком-то мерзлом стальном ящике. Хоть для смертных глаз здесь и было достаточно темно, чтоб ничего не увидеть, но по сравнению с прежней темнотой, теперешняя казалась намного ярче и безобиднее. Юноша пошарил вокруг руками, провел ими по себе и кое-что понял. Понял, что он абсолютно голый; что ящик, в котором он лежит, невероятно тесный и не имеет в себе никаких отверстий для того, чтобы можно было из него выбраться. Гл герой издал сиплый, болезненный вопль в надежде, что кто-нибудь его услышит – крик его оглушающим эхом отлетел от внутренних стен камеры и ударил по ушам. Снаружи никто не отозвался. Под ногами впереди было свободное пространство, и Гл герой попытался, уперев руки в противоположную стенку, прокатиться в конец ящика. Ступни его столкнулись с неустойчивым покрытием, и ящик отворился. Он медленно выкатился из него вперед ногами и, не успев оглядеться, рухнул с платформы прямо на липкий пол с полутораметровой высоты. Было чертовски холодно. Забытая боль возродилась с пущей яростью. Юный Гл герой лежал, корчась от нее, на грязном сыром полу, не в силах понять, где он находится, и что вообще происходит.

Это был морг. А выбрался он только что из холодильной камеры для хранения трупов.

VII

– Все вы, верно, слышали громкую фразу, которая гласит: «Все, что не убивает нас, делает сильнее», – Гл герой продолжал вещать со сцены во тьму внешнюю, время от времени возвышая голос и иронично поигрывая интонацией так, что речь его не казалась пафосной, но при этом не теряла своей внушительной силы и строгости. – И многие из вас восхищаются этими словами, а некоторые даже принимают их для себя, как некое жизненное кредо… – мужчина сделал пару шагов от края сцены и, развернувшись, направился вглубь нее к стоящей в центре, подле высокого стула, элегантной тумбе, выполнявшей функцию миниатюрного столика. – А стоит-то немного поразмыслить… и становится совершенно очевидно, что фраза эта – чушь собачья.

Тумба, к которой он вот уже приблизился, служила подставкой для стеклянного стакана и бутылочки с водой. Гл герой не спеша открутил алюминиевую крышку и, налив воду в стакан, поднес его к губам. Но перед тем, как отпить из него, бросил колкую и вполне себе уместную шутку, задорно покосившись в сторону зрителей:

– Ницше сейчас в гробу перевернулся.