Илимская Атлантида. Собрание сочинений

– Эх-ма, мы будем просить. Так это кто кого просит? Они меня? Они нас – просят! – все больше волновался председатель. – На новое место они меня со всем колхозным скопом перенести должны и домики новые поставить. И поблагодарить, что согласились пожертвовать землей и могилами предков. Ты взгляни на наши дома: их разобрать можно, но уже не соберешь. По сотне лет некоторым, а фермы – их же только тронь, они в пыль превратятся.

В зале загудели, опять раздался резкий голос Феклы.

– Да пошли они, знаешь, куда. Не поедем никуда. Помрем до единого. Пусть дожидаются, а потом свой потоп тут и устраивают.

– Ты уж помирай одна, Фекла, а нам пожить хочется, – одернул ее мужичок в круглых очках, плотно прижатых к широкому носу и бровям.

– Чего ты вякаешь, очкастый, – начала заводиться не на шутку Фекла. – У тебя сил в сортир сходить нету, а туда же: жить хочу.

– Ну-ка, прекратите ругань! Фекла, умерь свой пыл, а то я вас обоих… – строго, но беззлобно пригрозил председатель.

– Чего ты, Иван, постоянно мне рот затыкаешь. Я тебе столько наговорю, что имя свое позабудешь.

– Да, тяжелый случай, тебя не заткнешь, но помолчи, пожалуйста, мы ничего еще не решили, – с улыбкой обратился Иван Андреевич к деревенскому витии в юбке.

Фекла что-то тихо продолжала бурчать, доказывать, прислушиваясь к разговору.

– Скажи, Александр, – Иван Андреевич для солидности откашлялся, понизил голос, – где же будут жить люди, если дома останутся здесь, или как они будут перевезены?

– Планом предусмотрена следующая схема переселения. Пенсионерам, по их желанию, могут дать квартиру в многоквартирном доме. Кто желает работать в совхозах, переедут в совхозные дома. О колхозах говорить нечего, тут все понятно, получится, как получится. Кто сможет – забирайте свои дома с собой, кто не сможет – выбирайте из предложенных вариантов.

– Значит, вашими планами предусмотрено всю деревню разбить на части, разделить людей, порвать дружеские и родственные связи? Жили все вместе – и старики и молодые, а сейчас их надо разделить по возрасту, по силам. Но это же невозможно, мы же одна семья. Она неделима как сердце, – буквально взмолился председатель колхоза, понимая, что его детищу на этом собрании, по сути, был вынесен смертный приговор.

– А как вы, Иван Андреевич, предлагаете?

– Я? – Председатель не нашелся, что ответить, долго молчал, задумчиво смотря на красную скатерть стола, гладил ее шершавой ладонью. Люди, затаив дыхание, не мешали ему думать.

– Знаешь, Александр Павлович, – наконец собрался с мыслями Зарубкин, – будь моя воля и власть, перенес бы я нашу деревню на новое место целиком, все дома и постройки, переселил бы всех сельчан, поставил бы ее у реки, в крайнем случае, на берегу вашего моря, но название ей бы не менял. Это как имя человека – дается на всю жизнь.

– Ты как сказку сказываешь, председатель, – вздохнула женщина в первом ряду.

– Очень жалко, что такое только в сказке бывает. Не могу знать, кто такие законы придумал, но нам на части делиться никак нельзя, мы ведь едины. Это как тело человека на кусочки разделить – и не будет человека.

– Как это, Иван Андреевич, вся деревня – одна семья, все – родственники? – удивился Александр.

– Да, вся деревня. А ты, Александр, что, не заметил, что у всех одинаковая фамилия? Только жены из других деревень, а мужской род один. Вот ты говоришь: старикам-пенсионерам отдельную городскую квартиру, – все более распалялся председатель, – а он к ней привыкать будет до самой смерти и не привыкнет. Много там особенностей: как включить электроплитку – вопрос, унитаз шумит, как паровоз, подвала нет – где же кладовую оборудовать? Холодильник – мечта молодых, запись на очередь – тоже очередь, потом жди годы, когда она подойдет, когда этот холодильник сделают. Многим старикам не дождаться. Да и сама квартира, чего говорить, – клетка, ни воздуха нет, ни простора. А в деревенском домище всем места хватает, а тут ни бани, ни погреба.

– Иван Андреевич, я ведь законы не пишу. Что есть, то и предлагается. Да и война разрушительная не так давно отгремела – не мне тебе напоминать, – резонно оправдывал ситуацию молодой начальник.

Председатель, вспомнив военные годы, посуровел, склонил голову, согласился с доводами специалиста, годящегося ему в сыновья. Сначала согласно покачал головой, потом помотал ею из стороны в сторону, как будто отрицая свою же мысль.

– Да, я понимаю. Только трудно понять мне, что в великой Сибири места не найдется для нашей деревеньки.

Александр не ответил, спорить с Иваном Андреевичем об этом не стал. А тот продолжал трудную тему, выражая силой голоса силу своих переживаний.

– Александр Павлович, ты там нашей власти расскажи о нашей просьбе. Ежели нас деревней не перевезут в любое место, то мы порознь не поедем. Вообще никуда не поедем, – с нажимом на последние слова вынес свое решение председатель.

Александр обвел взглядом лица людей, затененные сизым дымом от самокруток, люди доверчиво и пытливо смотрели на него, как на человека ответственного.