Илиодор. Мистический друг Распутина. Том 1

Изображение левого лагеря с его трофеями невольно наводит на мысль, что о. Илиодор описывает грядущую Советскую власть: «на помосте в луже крови лежало в облачениях несколько священников; над ними была сделана одна общая надпись: "вот, как мы поступаем с попами, осмеливающимися в то время, когда мы кричим "долой Самодержавие", у Престола какого-то Бога молиться за Самодержавных Императоров". Далее следовали люди, которые в руках держали широкие чугунные плиты; на плитах было красными буквами написано: "на этих плитах мы жарили черносотенцев". За этими следовали другие; эти держали иконы Спасителя, Божией Матери, святых угодников, церковные сосуды и другие священные вещи, но все это было осквернено; на всем лежала печать грубого кощунственного поругания; люди, которые держали эти вещи, были звероподобны; показывали свои большие зубы и как-то неистово кричали и, злорадно кивая в сторону черной сотни, говорили: "вот как мы разделываемся с вашими досками, святыми мощами, а вы еще толкуете о каком-то Боге, о каком-то небесном Правосудии; суеверы вы, темный народ!"». Но он не прозревал будущее, а описывал настоящее, увы, мрачное.

Над левым лагерем о. Илиодор поместил того, кого считал подлинным вдохновителем революции: «Монах … заплакал горько и возвел глаза к небу, но вместо неба он увидел… сатану». Но увидел и небесный престол, поддерживаемый, наравне с ангелами, душами людей, убитых революционерами. Седящего на престоле о. Илиодор описать не дерзнул, но зато передал свой воображаемый диалог с раздавшимся оттуда Голосом:

– Монах, служитель Мой, что же ты ничего не говоришь этим народам?

– Что же я скажу им, Господи?

– Вам даны законы Неба, и разве ты не знаешь, что говорить стоящим по правую и по левую сторону?

– Знаю, Господи, знаю, только я не смею сказать людям грозное слово, ибо сам человек грешен.

– Ты не свое слово будешь говорить, а Мое; я знал твое недостоинство, но избрал тебя сосудом Своим, чтобы ты не возгордился и чтобы чрез твою немощь явилась Моя Сила; Я дал тебе право вязать и решать [так в тексте]; поэтому не убойся ничего и сделай то, что ты должен исполнить!

– Исполню, Господи, исполню! Не смею ослушаться слов Твоих.

Покорный этому повелению, монах изрекает свой суд над обоими лагерями: левым – проклятие, правым – благословение. Затем призывает черную сотню выступить в последний бой за веру, Царя и права русского народа. Однако этому призыву монархисты следуют не ранее, чем является долгожданный гонец из северной столицы: как уже говорилось, о. Илиодор всегда ставил народное выступление в зависимость от царской воли.

Собственно битвы нет: «Вдруг рассеклось пространство небесное, и на облаках явилась Матерь Божия с омофором. По правую сторону ея находился Св.Георгий Победоносец. Он копьем поразил сатану, а поклонники последнего, видя гибель своего отца, начали в отчаянии избивать друг друга. Черной сотне не пришлось даже употребить в дело меча».

Торжествуя, монархисты направляются в столицу ко дворцу, причем упомянуто, что он находится на берегу реки, а на противоположном берегу похоронены предки царствующего Императора. Очевидно, подразумевается Зимний дворец. Дело в том, что о. Илиодор был недоволен удалением русских монархов из их городской резиденции, видя в этом факте признак средостения, разделяющего царя и народ. Соответственно, в день идиллического торжества монархических идей самодержцу следовало вернуться в Зимний дворец. Странно только, что не в московский кремль.

Следует длинный диалог между Царем и народом в лице его депутата. Это, конечно, сам монах? Нет, тут о. Илиодор предпочел смириться и передать эту роль глубоко почитаемому им о.Иоанну Кронштадтскому. Он-то и дает Царю подробный отчет обо всем произошедшем. Между прочим, выясняется, что после победы над врагом у черной сотни ноги в крови, а руки чисты и белы, как снег. В конце концов водворяется порядок, воздаются почести павшим, и остается только найти монаха, чтобы рассказать ему о победе.

Однако его уже нет, и люди находят лишь его послание, начертанное на земле: «не ищите меня, молитесь за меня, я хотел уйти на Старо-Афонскую Гору, чтобы там молиться за вас и за ваше обновленное Отечество, но Господь судил иначе: тело мое, истерзанное страданиями, не перенесло радости, когда вы, победители, шли в Северную Столицу, и сделалось неспособным носить сильный дух: я умер, не ищите моей могилы: она никому не известна: хоронили меня дикие звери».