Илиодор. Мистический друг Распутина. Том 1

Покамест он знакомился с семейством (отцом, женой и младшей дочерью) и односельчанами Григория. Предполагалось, что о. Илиодор будет в Покровском служить и проповедовать, но разрешение местного архиерея получилось не удалось. Поэтому иеромонах ограничился своим излюбленным жанром — религиозно-патриотической беседой, которую провел для «всей Покровской интеллигенции», нарочно приглашенной Григорием в гости.

Невозможность служить в Покровском должна была оказаться особенно обидной, поскольку именно на эти десять дней выпали двое именин — царя и еп. Гермогена. В обоих случаях о. Илиодор и Григорий поздравляли именинников телеграммами за двумя подписями.

«Дорогого владыку приветствуем [с] радостным торжественным днем. Восторженно свидетельствуем, что лучи немеркнувшего великого саратовского светила проникают из края в край необъятной Сибири. Иеромонах Илиодор, Григорий».

Книга Труфанова заключает в себе три эпизода, произошедшие за время гощения в Покровском и долженствующие свидетельствовать о неблаговидном поведении хозяина: попытка девушек-служанок якобы по его приказу устроиться на ночлег бок-о-бок с о. Илиодором, скабрезный рассказ Григория о методах, практикуемых им для «лечения» ближних от блудных страстей, и свидетельство местного священника о распутной жизни «старца». Сколько бы автор ни присочинял, сколько бы ни старался придать этим страницам своей книги грязный оттенок, — они все-таки красноречиво показывают, что сам о. Илиодор в Покровском решительно никаких признаков разврата Григория не видел. Одни слухи и домыслы.

Вот, например, первый случай. Катя и Дуня, которых о. Илиодор аттестовал как «двух подозрительных девок» (по-видимому, Екатерина и Евдокия Печеркины, 26 и 33 лет соответственно), постелили свои матрацы возле кушетки, где гость собирался лечь спать. Тот поднял шум: «Нет, нет, нельзя! Если я кого здесь стесняю, места нет кому-либо для ночлега, то я уйду в баню, кстати ее сегодня топили…». Вопиющее, казалось бы, дело объясняется просто, если сопоставить его с аналогичным эпизодом, произошедшим годом ранее. Тогда не было и намека на чей-либо злой умысел. В купе о. Илиодора случайно оказалась дама-попутчица с больным ребенком на руках. Не желая ехать в одном купе «с бабой», иеромонах, вместо того чтобы уйти самому, стал выгонять ее. Почему не допустить, что в Покровском произошло то же самое? Из дальнейшего текста видно, что в те времена обычным делом были как совместный ночлег паломников обоего пола в поездках по святым местам, так и поездки монахов в одном купе с дамами. Англоязычный текст книги, в отличие от русского, содержит важную подробность: эпизод с девушками произошел в первый же вечер по приезде, то есть когда обитатели дома впервые устраивали гостя на ночлег, еще не успев приладиться к привычкам постороннего человека. Но о. Илиодор, по своему обыкновению, ответил на пустяшный случай шумным скандалом, а затем совершенно голословно обвинял Григория в попытке его соблазнить, чтобы заткнуть ему рот.

Напротив, о виденных им в Покровском признаках высокой духовной жизни «старца», Труфанов предпочитает умалчивать, но даже по его книге видно, что было их немало. Например, он передает слова Григория у его старой избы: «Вот здесь я, когда гуляю, то набираюсь духу: бывают мне здесь видения. Здесь мы в прошлое лето с епископом Феофаном простаивали целые ночи и молились Богу». И другие, предшествующие очередному скабрезному рассказу: «Я бесстрастен. Бог мне за подвиги дал такой дар. Мне прикоснуться к женщине, али к чурбану — все равно» и т. д. После чего, по собственному забавному признанию, священник подумал: «Ефрем Сирин, настоящий Ефрем! Святой! Бесстрастный! Господи, с кем я сподобился мыться в бане!».

Возможно, именно в Покровском о. Илиодор получил еще одно доказательство бесстрастия своего друга, о чем вскоре рассказал пастве: «у старца Григория не может появиться плотская страсть к женщине, так как он убил свою плоть молитвой и постом, даже с законной женой своей по обоюдному соглашению уже семь лет живет как брат с сестрой».

Жирную точку в покровских событиях поставила беседа с местным священником о. Петром Остроумовым, к которому о. Илиодор явился, самонадеянно намереваясь «изобличить» его в клевете на Григория, в чем, однако, не преуспел. Напротив, беседа с о. Петром, по-видимому, поколебала веру иеромонаха в святость его друга.

Под этим последним впечатлением о. Илиодор вместе с Григорием и его женой тронулся в обратный путь. Вновь ехали 80 верст до Тюмени на лошадях. Но теперь уж не видали ни ссыльных «освободителей», ни собственных лошадей, ни кучера, — такая была метель.

Наконец-то оставшись наедине со своими мыслями, о. Илиодор, по его словам, мучился сомнениями относительно Григория. «Думал, кто он: бес или ангел?».

Сам страдая от клеветы, иеромонах понимал, что людские толки могут быть очень далеки от истины. «…быть может, батюшка клевещет, ведь попы злы, а особенно на тех, кто подрывает авторитет их среди прихожан».