Илиотропион, или Сообразование человеческой воли с Божественною волею

Доброплодною называем такую волю, которая, по подобию плодоносной земли, производит из своего сердца (внутреннего человека) многоразличные высокие помыслы и пожелания и посвящает их усердно, как первородные плоды, славе Божией. Именно здесь является глубокое благоразумие; ум, тяготеющий к Небу; здесь воздыхания, полные любви, и стоны сердечные, возносящиеся горе[48]: «О вселюбезный Боже, как я желаю не только страдать, но и умереть за Тебя, хотя бы то было самою тяжкою и поносною смертию». Этими небесными возбуждениями разума Бог и человек столь тесно соединяются во всяком добром деле, что от этих внутренних благоприятных соотношений между Богом и человеком является невидимое, но ощутительное общение человека с Богом и самый искренний союз с Ним, – до того искренний, что невидимо сообщается человеку свыше великая Божия милость относиться к Богу во всяком событии так, как добрый сын относится к своему отцу, говоря: Да, Отче! Таково было Твое благоволение (ср.: Мф. 11, 26). «Так, Отче, если мы все доброе получили и получаем от руки Твоей, то неужели ничего злого не перенесем на себе? (см.: Иов 2, 10)». Так истинный христианин все, что ни случается с ним доброго и недоброго, все принимает охотно как посланное ему от Бога. Эта истина была известна еще древним мудрым мужам; один из них, Эпиктет, так учит: «Никогда не смей говорить: я потерял то или другое что-либо; но говори: я то, или что-нибудь другое (которого ты лишился), отдал Богу. Умерло ли у тебя дитя? – оно отдано Богу; отнято ли кем имение? – и оно не отдано ли? но скажешь: злодей отнял его у меня? Зачем спрашиваешь: кто взял? Кто дал, Тот и взял; но как скоро оно взято, ты заботься о нем столько же, как бы заботился о чужом имении, или как путешественник заботится о том доме, где он имел отдых или ночевал».