Иллюстрированная история эротического искусства. Часть вторая

Если цинизм был признан правомерным и в моральном отношении, то это отнюдь не дает еще неограниченного права на него для каждого и всякого. Наоборот. Ни к кому не могут предъявляться столь высокие требования, как именно к цинику, который цинизмом своим вторгается в открытую борьбу умов. И чем резче, чем сильнее цинизм, тем выше должна быть его художественная ценность; содержание ни в чем не должно порабощать формы. Циник должен обладать обширным, всеобъемлющим миросозерцанием, он должен быть серьезным философом истории. И еще одно условие: в конечном счете циник должен черпать свое вдохновение в наивысших нравственных тенденциях. Если у циника отсутствует это последнее качество, то весь его цинизм не имеет никакого права на существование. Опасные операции общественного организма, — а ведь таковыми и является открыто выражаемый цинизм, — наряду с верной рукой требуют еще интенсивного и сознательного чувства ответственности хирурга.

Самые широкие границы отведены цинизму, несомненно, во Франции. Первым, кто их использовал, и использовал в таком масштабе, как никто до него и после него, был бельгиец Фелисьен Ропс. Против творчества Ропса можно возразить очень многое. Культ, который воздавался Ропсу и воздается еще и по сие время, обязывает нас сделать эту существенную оговорку. Своей славе и переоценке своих заслуг Ропс обязан безграничной смелости, с которой он с циничнейшей откровенностью изобразил весь репертуар пороков человечества. Пораженные содержанием, многие зрители утрачивали способность трезво оценивать художественную ценность его произведений.

На самом деле Ропс весьма посредственный рисовальщик. У него нет дальновидности и потому нет пластики. Все у него бесплотно, все лишь конструировано. Его художественное творчество не вмещает ни одного новейшего завоевания искусства. То, на что он способен, на то были в гораздо большей мере способны другие. Все, что он создавал, было вымучено. И что самое скверное: его дарование не овладевает материалом, а, наоборот, материал на каждом шагу порабощает его. Он не бичеватель порнографии, а сам зачастую порнограф. Это необходимо особенно подчеркнуть. Тем не менее из этого анализа его творчества не следует, будто в этом и заключается вся тайна его необыкновенной популярности и что здесь снова классически доказывается справедливость старого рецепта: изображай сладострастие, но рядом с ним изображай непременно дьявола. Такое заключение было бы в высшей степени ошибочным. Это можно было бы доказать целым рядом тех писателей, которые выступали пропагандистами Ропса. Пусть для многих поклонников Ропса главная прелесть его произведений заключается в их порнографичности. Для столь же многих его творчество представляется выполнением программы, которую поставил перед собой Ропс или, по крайней мере, сделал вид, что поставил.

Ф. Ропс. Эротическая иллюстрация.

В глубине души каждого человека, мужчины или женщины, старого или молодого, кишит целое гнездо низменных инстинктов и страстей — таково мировоззрение Ропса, таков лейтмотив всех его произведений. Существо, которое доводит мужчину до физического, морального и духовного истощения, из которого грязным, вонючим потоком исходит все отвратительное, все низменное, — такова женщина. Скотская не насытность — таков мужчина. Ропс свел понятия мужчины и женщины к инструментам сладострастия. Не к объятию мужчины и женщины. Объятие есть лишь одна из вариаций, которые могут быть сьпраны на этих инструментах.

Ф. Ропс. Мария Магдалина. Сатира на женскую чувственность.