Иллюстрированная история нравов: Эпоха Ренессанса

Эти факторы заключались в зарождавшейся в Средние века индивидуальной любви, бывшей первым результатом возникавшего нового содержания жизни. Как ни странным покажется на первый взгляд утверждение, тем не менее оно — бесспорный факт: действие этого важнейшего и благороднейшего эмансипационного процесса, целью которого было поднятие обоих полов из их низкого состояния, заключалось не в ослаблении, еще менее в устранении, а, напротив, в чрезвычайном усилении животной стороны любви. Правда, это действие шло в направлении, знаменовавшем, несомненно, этический прогресс, но это ничего не меняет во внешнем результате. И, как нетрудно понять, этот факт не менее логичен. Взаимная любовь мужчины и женщины, как высшая форма проявления жизни, должна носить характер не низменной арифметической задачи, а выстраиваться исключительно на взаимной индивидуальной склонности и страсти — таково основное требование, такова программа индивидуальной любви. Литература всех стран доказывает, что следы такой индивидуальной страсти встречаются уже в раннем Средневековье.

В очаровательном любовном послании одной образованной дамы к ее возлюбленному, находящемся в собрании посланий монаха Вернгера фон Тегернзе, мы имеем даже прямо классическое свидетельство. Мы не знаем ни даму, которая пишет письмо, ни мужчину, которому оно адресовано, и однако каждая строчка письма говорит нам, что слова эти были продиктованы самой чистой и благородной страстью женского сердца.

«Любимейший из дорогих!» — так начинает она письмо, и все дальнейшее есть постоянное взаимное слияние с возлюбленным, дышит высоким уважением и твердым, как скала, доверием. «Тебя одного среди тысячи выбрала я, тебя одного восприняла в святыню моего духа». И после целого ряда страниц она заканчивает следующими сердечными стихами, ставшими впоследствии как бы волшебным заклинанием, нежнейшей исповедью всех истинно любящих:

«Ты мой, я твоя. Можешь быть в этом уверен. Ты заключен в моем сердце. Я потеряла ключик от него, и ты теперь не можешь выйти оттуда».

Однако если мы из этого документа можем сделать вывод, что высшая форма половой любви уже тогда во многих местах победоносно вошла в жизнь, то это имело место только в идее, если так можно выразиться, только в принципе. Условный характер брака в среде имущих и господствующих классов оставался тем не менее по-прежнему в силе, был не только не уничтожен, но даже и не поколеблен. Ведь этот условный характер брака сохранился в этих классах и по ею пору и только слегка замаскирован более изысканными светскими формами.

По-прежнему большинство браков определялось классовыми, денежными и сословными соображениями. Торжество индивидуальной склонности не могло поэтому осуществиться в пределах брака, а только в принципиальном отрицании связанного с браком требования взаимной физической верности. Так оно и случилось.

Первое массовое торжество индивидуальной любви в истории проявилось на самом деле во всех странах не в форме супружеской любви, а в форме рыцарского культа дамы, высший принцип которого прямо гласил, что истинная любовь (Minne) не имеет решительно ничего общего с браком. Иными словами: более высокая форма любви началась исторически с прелюбодеяния, с обоюдного прелюбодеяния, систематически организованного целым классом. В этом классе не было ни одного мужчины, не домогавшегося бы из года в год любви других женщин, только не жены, ни одной женщины, не позволявшей бы другим мужчинам публично при всех домогаться ее расположения, так что в конце концов все рыцарство представляло не что иное, как «общество для устроения обоюдного адюльтера».

Сама природа вещей обусловливала, разумеется, что желанная цель и обещанное вознаграждение в огромном большинстве случаев в самом деле и достигались, и отдавались, ибо всякий протест имеет тенденцию проявиться в действиях. А рыцарский культ выступил исторически именно как протест против условного брака, признававшего только обязанности. В данном случае в чем ином могло проявиться действие, как не в достижении и отдаче высшей награды любви (Minnesold)? Ибо сущностью индивидуальной любви является именно сексуальный момент, желание мужчины обладать женщиной, отдающейся ему не во имя объективной обязанности, а в силу субъективной влюбленности, и такое же желание женщины отдаться тому мужчине, который возбуждает ее симпатию.

Всякий протест ведет, однако, еще дальше, а именно к полной победе в данной области. Полная же победа достигалась тогда, когда остроумию удавалось отдавать чаще любви и страсти то, что обязанность требовала как жертву. И на это и были устремлены все помыслы обеих сторон, женщины — не менее, чем мужчины, несмотря на все смешные и уродливые, нагроможденные романтикой препятствия, которые любовник должен был превозмочь, прежде чем его дама разрешала ему доказать, что объятия друга куда слаще объятий мужа.