Состояние этого познания описывается как совершенная этическая чистота или святость. "Кто это познал, тот и превозмог все грехи", или еще: "Грешное не может запятнать его, подобно тому, как и сам Атман неомраченным проходит мимо хорошего и дурного дела. Как огонь пожирает всякое горящее дерево, так и тот, кто это познает, уничтожает все, что еще кажется столь злым, и становится чистым, сильным, всегда юным и бессмертным". Кроме того, это познание приносит величайшее блаженство: "Тот, кто это нашел и познал, тот участвует всюду и во всех наслаждениях, так что благоденствие самих богов не может быть приравнено к блаженству высшего познания". Чтобы достигнуть этого чисто мистического состояния, нужно так глубоко погрузиться в созерцание, что все сознание растворится в одной мысли. Это состояние абсолютного покоя: оно не нарушается ничем, чего ищет дух в этой жизни, ибо он ни с чем не связан.
Это такой сон, во время которого он не испытывает никакого желания и не видит никаких сновидений. В этом временном угасании сознания человек ближе всего подходит к абсолютному.
Смерть, которая выводит из этого состояния, изображается обычно как радостное достижение абсолюта и бессмертия. Человек переходит "из несуществующего к существующему, из тьмы в свет, от смерти к бессмертию". "Достигается мир блаженных, постоянное и неизменное благоденствие". Психологически проблема смерти воспринимается во всей своей трудности и ведет к решительному утверждению, что после смерти нет сознания, ибо умерший сделался всем, и вне его, следовательно, нет ничего, что бы он мог сознавать. Мудрец неохотно говорит о смерти: "Она величайшая тайна". В Катхе-упашинаде рассказывается, что молодой Начикета спустился к богу смерти Яме, который разрешил ему задать три вопроса. Тогда Начикета спросил о судьбе мертвецов: "Они существуют", – говорит один, "Они не существуют", – говорит другой. Я хочу это знать, открой мне это". Но Яма, испугавшись смелого вопроса, всячески старался избежать ответа: он предлагал ему долгую жизнь, многочисленное потомство, богатство, власть и мирские наслаждения, если только он откажется от вопроса; но так как все это ни к чему не приводит и он вынужден дать ответ, Яма насколько возможно обходит суть дела. Еще осторожнее ведут разговор на эту тему Артабхага со знаменитым учителем Яджнявалкья (Брихадараньяка-упанишада). "Яджнявалкья! спрашивает тот, – когда после смерти человека голос его обращается в огонь, дыхание в ветер, глаза в солнце, волосы в травы, а кровь в воду, что же делается с самим человеком?" "Подай мне руку, друг Артабхага, – отвечал учитель, – мы оба об этом рассудим, но не при людях". Тут они удалились и совещались. То, что они говорили, касалось действия, и что они ценили, касалось действия, а именно: "…через доброе дело человек делается добрым, а через злое – злым". После этого Артабхага умолк.
Любимейшими размышлениями брахманов были размышления о вопросах космогонии, и множество божеств того периода получило свое значение главным образом благодаря приписываемой им творческой деятельности. Уже в Ригведе мы встречаем несколько гимнов космогонического содержания, то с окраской изощренной мудрости, то проникнутых кастовым духом жрецов; однако они часто указывают на большое творческое глубокомыслие, и многие из их составных частей представляют собой очень древние мифологические воспоминания. Знаменитейшей из этих песен является Ригведа.
1. "Тогда не было ничего существующего и ничего несуществующего; не было ни воздушного круга, ни неба вверху. Что же двигалось? Где? Под чем покровом? Была ли вода бездонной?
2. "Не было тогда ни смерти, ни бессмертия, ни смены дня и ночи. Единое дышало, не колеблемое ветром, по своей собственной силе, и кроме этого, ничего другого не существовало".
3. "Была тьма, окутанная тьмою: и в начале вся эта масса вод была неразличима. Только громадное единое, заключенное в пустом пространстве, было создано силой искупления".
4. "Прежде всего, пробудилась в нем воля; и это было первое проявление духа: мудрецы, вопросившие о нем свои сердца, проницательно нашли сродство существующего в несуществующем".
5. "Кто знает наверное, кто может разъяснить, откуда произошло это творение? Через ее (Вселенной) эманацию произошли все божества, как ее следствие; кто же знает откуда она сама проистекла?"
6. "Это творение, от которого они произошли, было ли создано или нет, известно только живущему на высшем небе хранителю Вселенной – или, может быть, и ему неизвестно?".