Иллюзии Доктора Фаустино

Некоторые не в меру строгие и суровые люди обвиняли его в корыстолюбии, но, по нашему мнению, без всяких к тому оснований. Правда, он был – особенно в период высшей своей славы – очень модным исповедником, ну, а умение хорошо исповедовать должно хорошо оплачиваться. Ему была отвратительна старая пословица «Согрешил, помолился – и квиты». Он прекрасно знал, что милость божья беспредельна и что всевышний охотно прощает того, кто раскаивается в грехе, замаливает его и дает обещание исправиться. Но зло от содеянного остается злом и не избывается раскаянием или покаянием, если покаяние не направить по верному пути. С этой целью отец Пиньон придумал и осуществил практически свою собственную пенитенциарную систему, смысл которой состоял в следующем. Если грех не удалось предотвратить и он уже совершился, то его можно было обратить во благо, наказывая штрафом богатого грешника в пользу нуждающегося бедняка. При определении штрафа учитывалась тяжесть греха и размер состояния грешника. В зависимости от этого в пользу бедных передавалась дюжина яиц, курица, окорок, индюшка, какая-нибудь другая еда или предмет одежды. Конечно, все это отец Пиньон делал с умом, и когда он налагал епитимью на согрешившую замужнюю женщину и требовал с нее, к примеру, индюшку, то делал это осторожно, чтобы не узнал муж. В противном случае, прикинув по шкале наказаний размер совершенного греха, равного индюшке, муж мог подумать бог знает что.

Когда и эти средства не достигали цели, отец Пиньон подвергал грешника публичному наказанию, резонно полагая, что ему будет стыдно и он сам постарается найти пути к исправлению.

И тут нашлись строгие судьи, которые сочли этот метод смехотворным, а на голову отца Пиньона сыпались всякие обвинения. Может быть, я чего-то не понимаю, но этот метод кажется мне таким разумным и действенным, что заслуживает всяческого поощрения и широкого распространения. Отец Пиньон вовсе не побуждал к греху применением своего метода, но коль скоро грех был уже совершен и подлежал наказанию, он хотел извлечь из него пользу для неимущих. Как это не похоже на то, что обычно делается в больших городах, когда устраиваются, например, балы-маскарады в пользу приютских детей, что даже с экономической точки зрения абсурдно, ибо затраты на благотворительность почти равны или даже превосходят сумму отчислений для приюта.

Обвинения отца Пиньона в корыстолюбии всегда исходили от местных реакционеров, и на то у них были свои причины. Рассказывают, что в эпоху абсолютизма, когда для произведения расчетов с церковью нужно было заполучить индульгенцию, отец Пиньон очень легко отпускал грехи вольнодумным либералам в обмен на пожертвования в пользу церкви. Но такая сделка заслуживала похвалы, ибо отпадала необходимость выслушивать лицемерные исповеди и совершать богопротивные причащения. Рассказывали также, что однажды, отпуская грехи, отец Пиньон вручил грешнику пол-унции и будто бы сказал: «На, держи. Отслужишь молебен за здравие Риего»[86].

Что бы там ни говорили, а отец Пиньон был добряком каких мало, имел веселый нрав, был снисходителен и милосерден, как ангел. Едва ли он за всю свою жизнь прочел что-нибудь, кроме требника, но зато знал его наизусть и хорошо понимал прекрасные мысли, возвышенные чувства и поэтические красоты, которые в нем содержались.

Надеемся, дон Фаустино извинит нас за то, что мы задержали его на пороге дома отца Пиньона, из-за которого и сделали отступление. Пономарь Антонио явился на зов отца Пиньона, отпер дверь и впустил дона Фаустино.

– Чем могу служить, сеньорито дон Фаустино? Что скажете своему духовнику?

– Святой отец, буду говорить прямо и откровенно. Здесь скрывается Мария, и вы знаете, кто она. Я ее ищу. Это моя жена. Мне нужно ее видеть. У меня на то веские причины.

– Сын мой, что за безумие!

– Отвечайте мне: где Мария?

– Раз ты так настоятельно требуешь, я отвечу тебе: Dominus custodivit eam ab inimicis et à seductoribus tutavit illam[87].

– Оставим шутки, мне не до шуток. Я ей не враг и не соблазнитель. От меня не нужно ее прятать.

Доктор хотел было уже обыскивать помещение, но отец Пиньон мягко его остановил.

Тогда доктор крикнул:

– Мария, Мария! Не прячься от меня, не покидай меня!

Отец Пиньон сказал на это:

– Dominus, inter caetera potentiae suae miracula, in sexu fragili victoriam in contulit[88].

– Что вы хотите этим сказать, черт возьми? Какая такая победа?

– Dominus deduxit illam per vias rectas[89].

– He обманывайте меня, святой отец! Она убежала? Куда? Когда?

– Сын мой, ты гневаешься, и мой долг умерить твой гнев. Мария ушла, но я не скажу куда. Я не хочу, чтобы ты следовал за нею. Вчера она мне покаялась в своих грехах. Я наложил на нее епитимью: она должна удалиться. Кроме того, у нее самой есть важные причины, чтобы бежать отсюда.

– Какие еще причины? Нет никаких причин, – произнес доктор с раздражением.