Иллюзии II. Приключения одного ученика, который учеником быть не хотел

— Возможно. Пафф в последние секунды приняла на себя удар… в несколько этапов. Неужели ты не видишь, что она это сделала для того, чтобы я выжил и смог вернуть нас в небо. Моя задача — ни в коем случае не умереть раньше, чем наша история подойдет к своему завершению.

— Многовато драмы в твоей жизни. А не подумывал ли ты о том, чтобы стать Спасителем?

— Нет. Послушай, — впервые я увидел в хаосе смысл. — Моя задача, Дон, состоит в том, чтобы восстановиться самому, отстроить заново Пафф и отойти от наших прошлых верований. Восстановиться в эти наши самые худшие дни, преодолев наихудшие страхи — как ее страхи, так и мой.

— Именно поэтому ты и стал писателем? Чтобы пройти через эти приключения?

— Именно поэтому мне удалось прожить всю эту историю: жизнь, смерть и снова жизнь. Именно поэтому я есть я в этой жизни.

— Драматично. Позитивно. Реально. А ведь ты мог сделать эту историю и вымышленной.

— Ox, — сказал я, — я действительно мог сделать эту историю вымышленной! — Я рассмотрел эту идею. — Нет. Придумай я все это, читатели никогда не поверили бы, что такое действительно произошло. А когда все реально, они могут искренне сказать: «Интересная история!»

— Так ты устроил все это ради интересной истории, Ричард?

— Таковы уж мы, смертные. Мы любим свои истории.

Глава десятая

Если мы соглашаемся, что мир не таков, каким кажется, тогда возникает важный вопрос: Что же с этим делать?

Я проснулся. В палате никого. Здесь очень уныло. Маленькая комнатка с бетонными стенами, панорама Сиэтла за окном. Меня со всех сторон окружает бетон, если не считать маленького квадратика, где виднеется залив, пара деревьев и аэропорт вдали.

Неужели и это — часть моей истории? Вся эта борьба и это место. Через год все это станет только воспоминанием, но сейчас — это сейчас. Мне хочется отстроить себя заново, но без всех этих проблем с врачами и медсестрами.

Никогда я не жил в такой крохотной клетушке — тут даже пройтись негде, если бы я мог ходить. Час за часом, день за днем гул стенных часов — тех, что отсчитывают время… Недавно Сабрина заново научила меня читать их показания.

Я подобен разумному инопланетянину, который ничего не знает об этом мире, но очень быстро учится. Не могу встать — сил не хватает. Нет даже сил — и слава Богу, — чтобы есть больничную еду.

Мое тело сильно потеряло в весе. Я совсем отощал от голода, сам того не заметив. Мышцы сошли на нет… Как можно было столь быстро потерять так много собственного тела?

Я должен полностью отстроить себя заново — притом что у меня совсем нет сил ходить, даже если бы я помнил, как это делается… без пищи, без малейшего желания делать все то, чего хотят от меня врачи.

Однако где-то поблизости дух-проводник нашептывает мне, что хуже быть уже не может. И это отнюдь не означает, что теперь мне предстоит умереть от лекарств или от их отсутствия. Это означает, что теперь путь — только вверх. Мне нужно по крохам собрать волю к жизни и применить ее.

Кровать стала моим склепом. Чем дольше я там лежу, тем слабее становлюсь, — рано или поздно она высосет все мои силы и я умру.

Кажется несправедливым, что я лежу на койке, которую можно просто откатить в морг и объявить мое дело закрытым. «Выжил в авиакатастрофе, но затем умер от лекарств и осложнений».

А разве лучше было бы, если бы я просто остался лежать на лугу рядом с Пафф? Если это лучше, тогда что хуже?

Смерть — это радость и покой. Смерть — это жизнь! Я мог бы несколько часов пролежать рядом со своим самолетом и выиграть радость смерти. Смертным нужно столь многому учиться, они думают, что смерть — это враг, наихудший исход! Вовсе нет, бедняжки. Смерть — это друг, снова возвращающий нас к жизни.

Но я борюсь, словно смертный. Я не дам сломить себя. Мне нужно научиться есть, научиться ходить, научиться думать и говорить. Бегать, считать в уме, взлетать на Пафф, лететь куда захочу и приземляться так мягко, чтобы слышать шуршание шин о траву. А перед этим мне нужно снова научиться водить машину — что намного сложнее и опаснее, чем летать.

И выполнению всех этих жизненно важных задач препятствуют стены моей крохотной больничной палаты. Врачи и медсестры полагают, что это тихое уютное местечко, в самый раз для больного. Они добрые люди — те из них, кого я знаю.

Мне нужно выбраться отсюда!

Сабрина сняла комнату неподалеку от больницы, чтобы удобнее было ухаживать за мной. Она каждый день беседует со мной, терпеливо выслушивает мои заявления о том, что я хочу Домой, и твердит мне об одной-единственной реальности, едва я всплываю из сна: «Ты — совершенное проявление совершенной Любви, здесь и сейчас. У тебя не останется никаких увечий».

Если бы она не помнила все время о том, что существуют вещи, непостижимые для медицины, я бы умер? Да.