Я молился об этом? О том, чтобы оказаться на пороге гибели?! Не помню, чтобы я молился о крушении самолета. И зачем бы мне молиться о таком событии?
А потому, что все это — на грани невозможного, вот почему. Потому что это потребует от меня абсолютной решимости, день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем — и при этом придется преодолевать уйму препятствий. Мне нужно было узнать, сможет ли моя вера преодолеть любые проблемы.
Врачи обязаны беседовать со мной о возможных последствиях — о том, что моя жизнь может никогда не стать такой, как прежде. Я же обязан сокрушить все их верования своими собственными — верованиями, которые считаю истинными я.
Они могут апеллировать ко всем знаниям материалистической западной медицины, я же стану опираться на то, что я называю
И это имеет для меня большее значение, чем жизнь в этом мире, в этом теле. Прежде я об этом не знал.
Я встряхнул головой и перевернул страницу.
—
— Это одна из Малых Истин. Вполне возможно, она вовсе никак и не связана с твоей жизнью.
— Ух. И кто же написал эту книгу? Ты носишь ее в своем кармане…
— Ты.
— М-м?!
— Ты мне не веришь, да?
— Не-а.
— Открой последнюю страницу.
Действительно, я. Я написал предисловие, где рассказал о своей озабоченности судьбами овец-идей, которые нигде и никогда не были опубликованы. Под текстом стоит моя подпись.
—
— Добрый ты, — сказал Дон. — Представляешь, сколько овец было бы спасено, если бы волки переключили свое внимание на такого рода упражнения?
— И то верно, — я улыбнулся. — Никогда не были опубликованы? Я и забыл.
— Может быть, ты изменишь свое отношение к утерянным воспоминаниям, а возможно, и нет.
— Я хочу помнить то, что произошло со мной и с
— Любопытно… — сказал он. — Хочешь ли ты увидеть все заново — то приземление, которое произошло в соответствии с твоей верой и твоими молитвами, а не то, которое ты помнишь сейчас?
— Да!
— Знаешь ли ты, что все, что тебе явится, не реально?
—
Он улыбнулся и коротко кивнул.
…Тотчас же утро исчезло, как не бывало, а я оказался в кабине своего самолета в свете ясного полуденного солнца. Это не сон — я снова лечу, заворачивая свою
Фонарь открыт — я ощущаю скорость лицом. Судя по звуку, летим несколько быстрее, чем следовало бы, поэтому я немного передвигаю рычаг газа, чтобы скинуть обороты. Настроение приподнятое. Хочется безупречно мягкой посадки на травку — до чего же красивый день! Не жизнь — картинка, верно,
Она не отвечает. Просто слушает меня и говорит лишь на языке ветра, и шума мотора, и силуэтов деревьев, высящихся слева и справа от нас с просветом прямо по курсу.
На высоте в шестьдесят футов верхушки деревьев слева и справа оказались на одном уровне с нами, и мы мягко скользнули в сторону земли. Трава на посадочной полосе перед нами аккуратно пострижена, а по сторонам буйствует в полный рост. Сухая трава цвета заката.
Я услышал негромкий звук удара со стороны правого колеса, и в следующий миг, словно в замедленной съемке, самолет потерял управление.
Действительно ли я хочу прожить это? Возможно, все-таки лучше забыть…
Провода проскрежетали по стальной стойке правого шасси, разбрасывая искры — самый настоящий фейерверк раскаленного высоковольтного снега. Он обильно сыпанул справа, на миг брызнул вверх, затем постепенно стал фонтанчиком опадать — раскаленные добела искры, треща, как электросварка, посыпались на траву.
Следующий миг проходит в свободном падении —
Но она освободилась всего в тридцати футах от поверхности.