Иллюзии красного

От этих мыслей у доктора всегда начинала болеть голова. Отчаявшись добиться его внимания, женщины идут буквально на все. Однажды он обнаружил какие-то засушенные травы, рассыпанные по кабинету; в другой раз – щепки на своем столе; в третий – шкурку какого-то зверька в кармане халата. После этого он долго болел.

А после очередного скандала с очередной женщиной, он обнаружил в ящике стола свою фотографию, где были выколоты глаза, а на месте сердца красовалась изрядная дыра. Это окончательно выбило его из колеи. Поднялось давление, начались сердечные боли. Доктор плюнул на все, взял отпуск и уехал к маме в Тульскую область.

Неприятные, тяжелые мысли сменяли одна другую, и когда раздался стук в дверь, он почти обрадовался.

В кабинет вошли две женщины. Одну из них он знал: это была переводчица, с которой он сотрудничал. Вторую Борис Иванович видел в первый раз. С виду ничего особенного, но изюминка определенно есть. Из тех, которые любят «качать права» – сразу определил он. Такие всегда молча слушают, а потом говорят совершенно не то, что следовало бы. Поведение непредсказуемое, манеры порывистые, мысли вольные, привычки вредные. Он хорошо разбирался в людях. Переводчица тоже не сахар, – себе на уме.

– Как приятно вас видеть, – сладкоречиво начал он. – Какие очаровательные женщины зашли ко мне! Удивительно, что вы помните одинокого доктора. Дождик вас не намочил?

– Мы успели войти в поликлинику, когда он начался. Так что повезло, – ответила Валерия. – Познакомьтесь с моей подругой, ее зовут Тина.

– Что вас привело ко мне в такую погоду?

Тина рассказала, как нашла Валерию на полу без сознания, когда прибежала домой. В подробности относительно адреса и обстоятельств она не вдавалась. Они с Валерией договорились об этом еще на улице.

– И что же вы предприняли? – поинтересовался доктор, сложив руки в замок и опустив глаза, как будто под столом было что-то интересное.

– Привела ее в чувство. Как обычно. Потом напоила крепким чаем. И мы решили прийти к вам.

– У меня кашель не проходит, – сказала Валерия, – хотя все, что вы мне посоветовали, я принимаю.

Борис Иванович вздохнул. Посмотрел на нее долгим, сочувственно-всепонимающим мудрым взглядом. Ему была ясна природа проблем этой женщины – ее губит страсть к деньгам и беспорядочная личная жизнь. Но как ей скажешь об этом? И разве она с этим согласится? Она будет требовать лекарств, рекомендаций и ждать, что это ей поможет.

– Я думаю, вам надо восстановить мир в душе, Валерия. Тогда ваш организм сам справится с болезнью.

– Мы согласны с вами, Борис Иванович, – вмешалась Тина. – Но как это сделать, конкретно?

– Что именно? – Доктор старался продолжать быть любезным, но напористость посетительниц начала его раздражать. Люди сами не знают, чего хотят, а требуют, чтобы он научил их этому.

– Самое главное – как восстановить мир в душе, о котором вы говорите? Как это сделать? Какие шаги нам следует предпринять?

Борис Иванович растерялся. Он любил говорить много и общо, а конкретные вопросы ставили его в тупик. Долго молчать невежливо, а что говорить, не сразу сообразишь.

– Нужно молиться, – наконец, мягко произнес он. Никаких следов внутренней борьбы на его лице не отразилось. Он говорил искренне. – Необходимо очиститься.

– «От скверны» – мысленно добавила за него Валерия, и ей захотелось выйти из кабинета на свежий, пахнущий дождем и мокрым асфальтом, воздух.

– Мы ждем от жизни только удовольствий и радостей. Но как можно веселиться, когда вокруг столько страданий? Как может быть здоровым сердце, которое болит обо всех несчастных? – Борис Иванович тут же наяву ощутил болезненную пустоту в груди и невольно поморщился. Он переживал боль своих пациентов как свою собственную, излучая доброту и утешение. – Путь страданий дает нам возможность родиться заново, стать чистыми как телом, так и помыслами. Отрешиться от мирских соблазнов, пустой суеты. Они – только иллюзия благополучия, а на самом деле приносят нам многие печали. Грустно смотреть, как люди губят сами себя…

Тина заерзала в кресле. С одной стороны ее одолевало мучительное желание немедленно как следует вымыться, – она вдруг ощутила себя до неприличия грязной и бессердечной, так что на мгновение стала сама себе противна. Но только на мгновение. Мимолетное самоуничижение сменилось волной протеста, хлынувшей из ее глубинного источника, где она воспринимала себя с гордым достоинством и любовью, примиряясь с собственными ошибками и заявляя свое право на совершение ошибки. Она никогда не замахивалась на безгрешность, и считала, что даже если совсем никогда не предпринимать никаких движений из боязни содеять грех, то все равно наживешь неприятности. Таков уж этот мир. Хорош он или плох, но мы живем в нем. Бездействие гораздо опаснее действия, пусть порой и безрассудного, и ложного. Бездействие сродни смерти, чем бы его не оправдывали. А свою силу нельзя отдавать никому, в том числе и самой смерти. И потом, кто возьмет на себя смелость оценить степень добра или зла, совершенного им? Где эти критерии, и кто их установил?