Иллюзии красного

– С этим надо что-то делать.

Вялая эта мысль одиноко проплыла в ее опустошенном сознании. Проем окна за занавеской посерел, зыбкий утренний свет лег на пол тусклыми пятнами. Над Москвой вставал пасмурный холодный рассвет, окрашивая мутные воды реки, каменные мосты, угрюмые башни Кремля, луковицы соборов, шпили высотных домов в отраженный серо-желтый цвет. Такое утро посреди лета напоминает об осени. Еще шелестит на ветру пышная яркая зелень, но уже кое-где возьмет, да и блеснет в солнечных лучах желтый лист, как искра разгорающегося осеннего костра, который вскоре заполыхает красным, лиловым, оранжево-золотым, сжигая все это великолепное убранство жаркого лета.

Валерия любила стихи Апухтина, особенно про «ночи бессонные, ночи безумные», которые находили неожиданный отклик в ее душе деловой, рациональной женщины, пробуждая смутную тоску, печаль по чему-то непонятному, безвозвратно ушедшему. «Осени мертвой цветы запоздалые»… – эта фраза непостижимым образом объясняла всю ее жизнь, как она в глубине своего внутреннего мира ее ощущала. Именно мертвым цветком… Но почему?

Валерия вдруг вспомнила вчерашнюю затею с уборкой, как вынула из серванта пасхальное яйцо, на котором изображена церковь, талый снег за оградой, черные, сырые деревья, с сидящими на голых ветках грачами…

В школьном кабинете литературы, на покрашенной зеленой масляной краской стене висела репродукция с известной всем картины Саврасова «Грачи прилетели», наводя на нее, еще беззаботную школьницу, неизменное затяжное уныние. Что это было? Неужели предчувствие грядущих событий? Значит, в жизни все не просто так…

Она всегда, сколько себя помнила, размышляла о жизни только в практическом ключе: дела, работа, финансовое благополучие, прочное, надежное замужество. Последнее не столь важно. Мама часто упрекала ее в сухости, равнодушии и чуть ли не в цинизме.

– Лерочка, – говорила она жалобным голосом, – ты подменяешь цели средствами. Нельзя жить ради средств. Деньги, они хороши, когда есть на что их тратить с удовольствием. Посмотри, какие красивые цветы растут у нас на балконе! Все люди идут и оглядываются, они поднимают головы и смотрят. Я каждый день поливаю эти растения. Но зачем? Подумай! Это нужно для того, чтобы появились бутоны, которые распустятся и превратятся в большие красные цветы. Я поливаю их, чтобы любоваться. А ты, деточка, живешь для того, чтобы поливать. У тебя ложные цели… Это страшно.

Кое-что из сказанного мамой Валерия приняла к сведению, но главного, пожалуй, так и не уловила. Только теперь, после гибели Евгения, после всего того невероятного, что произошло с ней, она начинала в полной мере осознавать, что пыталась объяснить ей мама. Что-то в ее жизни пошло не так. Или все было неправильно с самого начала?

Мысли ее смешались, ушли в сторону, затем вновь вернулись к исходному пункту. Итак, она уронила пасхальное яйцо… О, нет! Как у нее оказалась эта серьга? Как Евгений мог поступить так с ней? Он же любил ее! Скорее всего, он не ожидал настолько трагического исхода. Страх закрался в его очень рациональное сердце, но практический подход к жизни взял верх. Может быть, именно это их объединяло – холодная рассудочность, житейская практичность прежде всего? Евгений решил на время оставить опасную вещь у нее, а потом, когда все успокоится, забрать. Так же незаметно. Да и зачем посвящать ее в такие мелочи? Расстраивать, беспокоить? Это лишнее. Валерия с ужасом подумала, что и сама, вероятнее всего, поступила бы так же, будь она на месте Евгения.

Однако, проклятая серьга преследует ее! Кажется, в том прекрасном сне, где белокурый офицер скакал с ней рядом на лошади по диким, заросшим цветами и травами полям, она тоже видела серьги… Или даже они были надеты на ней? Боже мой! Впрочем, нет. Та женщина, из сна, она была гораздо красивее, чем Валерия. Гораздо красивее. Колдовская женщина… яркая, и смертельно опасная, как остро отточенный клинок. А она, Валерия, не такая. Она обычная москвичка, болеющая бронхитом…

Стоило только подумать об этом, как тут же начался кашель. Валерия натянула коротенькое махровое платьице, которое носила дома вместо халата и отправилась на кухню за ментоловым сиропом. Она не стеснялась своих несколько полноватых ног, охотно носила короткое, вообще не старалась скрыть пышные формы, любя свое тело именно таким, какое оно у нее было.

Валерия включила чайник, села и задумалась. Соседка советовала от кашля подогретое пиво. Может, попробовать? В холодильнике осталось пару бутылок темного.

Горячее пиво оказалось очень невкусным. Все же она заставила себя выпить полстакана. Что же делать? Мысль о серьге не давала ей покоя. Оставить все, как есть? Нет, она не выдержит такого напряжения. Да и те, кто охотится за серьгой, скорее всего, просто так не успокоятся. Они не нашли драгоценность у Евгения, и будут продолжать поиски. Но что в этой рубиновой серьге такого? Почему из-за нее убивают?