Иллюзия духа, или Как выздоравливал Фред

Однако мысль, впервые пришедшая Фреду на мосту, теперь спокойно и уверенно закрепилась в его голове, и жажда мести заполонила собой все его желания. Он не знал как, он не знал даже толком зачем, он даже плохо представлял кому и за что, но теперь он должен избавиться от нависшего над ним груза и сделать это, освободиться можно, только почувствовав на своих губах солоноватый привкус мести.

Глава 6

Фред сидел у окна с чашкой остывшего кофе в руках. Солнечные лучи теперь едва-едва пробивались через рябое от облаков небо и спокойно, неярко, лениво облизывали крыши проезжающих автомобилей. Морозная дымка заволокла собой город, приглушила собой его шум, замедлила его беспокойную суетную жизнь. Холод, отражаясь от окон домов, словно светится каким-то самостоятельным, но неживым светом. Фред спокоен. Он давно не испытывал такого равнодушного спокойствия. Чувство одиночества по-прежнему плотно сидело в его сердце, но он больше не пугался его и не испытывал ни малейшего желания что-то сделать для того, чтобы от него избавиться. Он смирился и теперь не без удовольствия позволил разуму зафиксировать этот факт. Ну одиночество, и что дальше? Куда от него денешься? Наверное, Фред относился к тому типу людей, которые обречены на одиночество, даже если вокруг них всегда найдется десяток-другой родственников, друзей и знакомых. Фред слишком самостоятельный и слишком боится довериться другим, потому что доверие делает человека слабым, а Фред предпочитает быть сильным.

Не успел Фред додумать эту мысль до конца и полностью насладиться своим так тяжело ему доставшимся смиренным спокойствием, как вторая сторона его души вступила в диалог и заставила сердце Фреда сжаться от жалости к себе самому, потребовала, чтобы он пожелал избавиться от этого холодного (и вовсе не спокойного) одиночества, скинуть со своих плеч эту гордую ношу. Человек склонен к неуверенности и сомнениям, и Фред, будучи человеком, поддался навязанной рассудком жалости. Его потянуло к людям, захотелось увидеть хоть одно приветливое человеческое лицо. Сердце забилось сильнее, в горле противно засел ком, нос и глаза защипало. К сожалению, его эмоции часто оказывались сильнее рассудка, и в последнее время он стал чаще им потворствовать. Во всем наверняка были виноваты нервы, и Фред ненавидел себя в такие минуты. Ему, словно маленькому ребенку, захотелось уткнуться в чье-нибудь плечо и разрыдаться. И оттого, что некому было поддержать его в его слабости, он почувствовал себя еще слабее и еще больше испугался своего одиночества. Еще немного, и Фред будет плакать, а потом начнет думать о смерти, а потом с ним случится нервический припадок, после которого он несколько дней (и это в лучшем случае) будет находиться в глубокой депрессии. В моменты этого иступленного нервного напряжения Фред боялся оставаться один. Испугавшись приступа, он вскочил с места и как был, в домашнем растянутом свитере и джинсах, кинулся в прихожую надевать зимнее пальто и ботинки.

В каком-то чаду он выскочил на улицу, застегивая на ходу пуговицы и неловко наматывая на шею шарф. Лишь когда свежий воздух немного охладил его и окутал своей ледяной медлительностью, Фред сбавил шаг и стал оглядываться по сторонам. Он был в трех кварталах от своего дома. Морозный воздух щипал его за нос и щеки, отчего ему сделалось радостно и спокойно, как радостно и спокойно было детям в тех книгах, которые он читал, когда сам был маленьким мальчиком. Это новое радостное спокойствие дало ему возможность хоть недолго, но передохнуть от недавних разрушающих ощущений.

Фред еще раз внимательнее посмотрел на окружавшие его дома и распластанные между ними дорожные полотна, чтобы выбрать, куда идти дальше. Отчаянье отступило, и теперь уже не хотелось бесцельно слоняться по промозглым улицам, ему захотелось выбрать маршрут, придумать цель своему внезапному путешествию. Центральная улица, он пойдет на Центральную улицу! Она представлялась Фреду многолюдной, живой, кипящей и пусть такой же суетливой, как и весь так утомивший его своей суетой Город, но сейчас эта суета казалась Фреду спасительной: она согревала, давала людям возможность укрыться от проблем, давала надежду на то, что вслед за плохими временами, временами сонной душевной оледенелости, наступят времена радости, движения, жизни.

Выйти на Центральную улицу оказалось непросто: морозная поземка старательно скрывала от глаз дорогу, заслоняла собой дома, делая их слишком похожими друг на друга. Фреду было сложно ориентироваться в этой угрюмой пустыне: он вплотную подходил то к одному дому, то к другому, стараясь разглядеть названия улиц. Наконец он понял, куда ему идти, и, плотнее закутавшись в пальто, почти побежал в выбранном направлении.

Тучи сгущались; приближающиеся сумерки усилили созданную тучами темноту, придали ей какой-то мистический оттенок. «Быстрее, быстрее к людям!» – звенело в голове Фреда. Он опять почти бежал.