Иллюзия греха

– Ответь, – потребовала я, скинув с себя его руки, пытающиеся меня уложить и укрыть одеялом. – Я ведь врала тебе, использовала. Из-за меня ты проиграл спор, чувствовал себя униженным шлюхой, тебе пришлось заплатить огромный выкуп, который был не обязан платить. Зачем, Аластар?

Фокс все так же молчал, а потом сел на край кровати и запустил руки в собственные волосы. Жест вышел нервным и в то же время растерянным, как у человека, не знающего, что ему делать дальше.

– Ты пыталась выжить, – наконец произнес он. – Играла свою роль и сражалась за те триста тысяч. Разве я могу тебя винить за это?

– Это не объясняет остальных поступков, – заупрямилась я. – Что я буду должна тебе взамен за эту доброту, за этот миллион шестьсот?

Мне пришлось слишком долго жить в месте, где видны все человеческие пороки. Я разучилась верить в людей, и мне всюду мерещилось двойное дно поступков. Даже сейчас мне казалось, что Аластару что-то необходимо от меня: может быть, те деньги, которые ему пришлось вложить в меня, или нечто иное.

– Тори. – Он заглянул мне в глаза так пронзительно и ясно, что, не выдержав этого чистого взгляда, я отвернулась. Не хотела, чтобы он смотрел на мое обезображенное лицо. – Ты достаточно настрадалась, чтобы теперь не быть никому ничего должной. Сейчас, когда я знаю, кто ты, я не могу избавиться от мысли, что моя мать могла бы оказаться в подобной ситуации, спасая свою жизнь. Я не хочу думать, что она могла жить и работать в Квартале, стараясь выжить подобным способом. Деньги – тлен, я не обеднею от тех миллионов, особенно понимая, что спас ими жизнь такой, как моя мать.

– Но… – заикнулась я, высказав, быть может, самую глупую фразу за свою жизнь. – Вы ведь никогда не видели ее.

– Это не помешало ей отдать за меня жизнь. – Аластар рывком встал с кровати и приготовился покинуть спальню.

А у меня в ушах, как звон траурных колоколов, звенели его слова про маму, отдавшую жизнь.

Я всхлипнула, не в силах сдержаться. Дикая параллель наших историй ранила душу. Моя мать тоже умерла из-за меня, из-за денег, которые собирала.

Мужчина замер у дверей, так и не взявшись за ручку и не решившись потянуть за нее, чтобы уйти. Несколько мгновений он раздумывал, пока не развернулся обратно.

Мне не хотелось снова видеть его жалость ко мне. Это казалось мне унизительным.

– Я буду спать, уходите, – буркнула я сквозь слезы и, превозмогая боль, быстро залезла под одеяло, свернулась калачиком, накрывшись почти с головой, чтобы лица не было видно.

– Не уйду. – Кровать прогнулась под его весом.

Мне показалось, что он просто присел, но через мгновение поняла, что он лег рядом. Чужая рука мягко погладила мои плечи через плотное одеяло.

– Не плачь. Все образуется, – попытался утешить он.

Только что толку? Я отползла на несколько сантиметров, которые сумела преодолеть, чтобы не запищать от боли. Мне не хотелось слышать этих наигранных нежностей с его стороны. Это ведь сладкая ложь, чтобы утешить меня и немного приободрить. Я видела себя в зеркало, теперь Аластару не обмануть меня, значит, и не надо ему играть, убеждая в своей заинтересованности моей красотой.

– Сегодня утром я позорно сбежал, простите, – раздалось над ухом. – Вся это процедура с мазью… Она взбесила меня. Я едва сдержался.

Я замерла, прислушиваясь к его словам. Это звучало садистски по отношению ко мне, зато было правдой, которую я вкушала с наслаждением мазохиста. Пусть лучше так: жестко и без жалости.

– Мне хотелось бежать сквозь километры снега к Столице. Пешком. Чтобы ворваться в дом этого подонка и еще раз избить его так же, как и он вас. Я ведь помню каждую черточку вашего лица, Торани. Ваши острые скулы, яркие глаза, чувственные губы, которыми вы касались меня, пусть и единожды, но я запомнил их… – Он прерывисто набрал в грудь воздух. – Этот подонок пытался сломать вас, изуродовать ради собственной прихоти. И мне сложно смотреть на вас и оставлять это преступление безнаказанным. За подобное хочется крови. Я испугался! Испугался, что не сдержусь и натворю глупостей, и от этого сбежал. Наверное, я трус.

Он опять перешел ко мне «на вы», а я опешила от его признаний.

– Это не трусость, – воспротивилась я. – Это благоразумие. Мне не стало бы легче, если бы у вас потом возникли проблемы из-за Блекнайта. Он опасный человек. И тем не менее не он истинный владелец Квартала, за ним стоят более могущественные люди. Без их одобрения он не сделал бы ни шагу.

– Откуда вы это знаете?

– На этих людей не единожды намекала Марджери, не называя имен, да и сам Блекнайт сказал, что все, сделанное им, одобрено.

– Он мог соврать.

Я пожала плечами, однако под одеялом этот жест вышел комичным.

– Мне уже не важно, – незаметно вытирая собственные слезы тканью, поделилась я. – Я лишь рада, что все закончилось.

На это Аластар ничего не ответил, лишь продолжил утешительно поглаживать по одеялу. Незаметно для самой себя я пригрелась и уснула.

***

Утро началось с громкого звона посуды над головой.