— А Василий вчера говорил про сестру, которая вас содержит...
— Ну да, это Ира, наша старшая. Ей тогда было четырнадцать, у нее сил хватило вырваться и убежать. Она у соседей спряталась. Ты посмотри решение. Правильно?
— Да погоди ты, — с досадой сказал Мирон. — Успею решение посмотреть. Давай лучше поговорим.
Он видел, как девушка обрадовалась, и собрался было уже задать следующий вопрос, когда дверь распахнулась и в комнату вошел Василий.
— Перерыв! — громко объявил он. — Наташенька, отдыхай, я заберу Мирона на пару минуток.
Схватив Мирона за руку, он буквально силой вытащил его в коридор.
— Давай-ка выйдем на воздух, — бросил на ходу Василий тоном, не терпящим возражений.
Они молча спустились на первый этаж и вышли из здания.
— Значит, так, дорогой мой, — сухо сказал Василий. — Эти глупости ты забудь раз и навсегда. Тебя наняли, чтобы ты занимался ее мозгами, а не ее биографией. Ее комната прослушивается, и мне остается только удивляться тому, что тебе это в голову не пришло. Мы — люди серьезные, а не в куклы тут играем. Тебя рекомендовал твой отец, и для меня лично это означает, что ты тоже человек серьезный. Ты еще очень молод, дорогой мой, и мне бы не хотелось, чтобы ты умер, мало что узнав и увидев в этой жизни. Поэтому веди себя, пожалуйста, так, чтобы не вынуждать меня принимать крайние меры. А я их приму, как только пойму, что ты — человек несерьезный. Вопросы есть?
«Есть», — хотел было ответить Мирон, но прикусил язык. Серьезному человеку все должно быть уже понятно.
— Нет. Вопросов нет, — твердо сказал он.
— Ну и славно, — голос Василия помягчел и потеплел. — Будем считать происшедшее легким недоразумением, которое в будущем не повторится. Ведь не повторится, правда?
— Правда.
— Вот и хорошо. Возвращайся к девочке и продолжай занятия. И не забывай, о чем я тебя просил вчера, посмотри, есть ли у нее способности и к другим наукам.
Мирон вернулся в комнату Наташи, с трудом справляясь с охватившей его злостью. В какое дерьмо втравил его отец? Почему им распоряжаются, как вещью? Рекомендовал он его, видите ли. Серьезный человек. Великое дело ислама, будь оно неладно! И тут же он устыдился собственных мыслей. Нельзя так думать об отце, это грех. Отец лучше знает, что правильно и нужно. А его, Мирона, долг — быть покорным сыном.
Наташа, похоже, не заметила перемену в его настроении и приветливо улыбнулась Мирону, когда тот снова появился в комнате. Мирон взял другой задачник, полистал, нашел упражнение посложнее.
— Вот, реши эту задачу тремя разными способами.
— Ты же хотел поговорить, — робко заметила девушка.
— Перехотел, — отрезал он. — Нам надо заниматься, а не разговаривать.
На ее огромные миндалевидные глаза навернулись слезы, губы задрожали, но Наташа ничего не сказала, только молча взяла раскрытую книгу и принялась за решение задачи. Мирон почувствовал себя подонком. Зачем он ее обижает? Она и без того уже жизнью обижена. Того и гляди, расплачется. Но нельзя же объяснять ей то, о чем ему сказал Василий. Комната-то прослушивается. А если записку написать? Он потянулся было за ручкой и бумагой, но вовремя остановился. Комната прослушивается, а вполне возможно, и: просматривается. Даже наверняка. Сказал же Василий, что они серьезные люди. Впрочем, наплевать. Он будет делать все так, как надо, как хочет Василий Игнатьевич, как ждет от него отец. Что ему эта девчонка? Кто она ему? Сестра родная? И нет никакой разницы, что там у нее в детстве случилось. Не хватало еще из-за собственной любознательности и сострадания пулю схлопотать. Они занимались до самого обеда, и все это время Мирон разговаривал с Наташей сквозь зубы и старался не встречаться с ней глазами. Первую половину занятий она поражала его оригинальными и остроумными решениями, а потом дело пошло хуже и хуже, она теряла форму буквально на глазах.
— Устала? — холодно спросил Мирон. Она отрицательно покачала головой и прикусила губу.
— Тогда почему так плохо работаешь? Твои решения не выдерживают никакой критики, они абсолютно дубовые. Ты выбираешь самый длинный путь к ответу, хотя можно было найти решение раза в три короче и изящнее.
Наташа опустила голову, и, к своему ужасу, Мирон увидел, как на лежащий на ее коленях задачник закапали слезы.
— Успокойся и возьми себя в руки, — сказал он чуть мягче, но все равно достаточно строго, — а после обеда продолжим.