— Помогите! — закричала она изо всех сил. Мужчина в халате обернулся и поспешил ей навстречу.
— Что случилось, девушка?
— Там моя мама... — задыхаясь заговорила Ира, показывая рукой в ту сторону, где оставила мать. — Ей плохо. Помогите, пожалуйста.
Врач поспешил за ней следом. Увидев Галину, он с облегчением вздохнул.
— Терехина... Вы ее дочь, да? Ничего страшного, в последнее время с ней это бывает. Она сама успокоится через некоторое время.
— Да что с ней, доктор? Раньше такого никогда не было. У нее болит что-нибудь?
— Не волнуйтесь, у нее ничего не болит. Это нервное.
— С чего ей нервничать? — уже спокойнее спросила Ира.
— А вы разве не знаете? — удивился врач. — Вы не слышали про этот ужасный случай с нашей сестрой Марфой?
— Нет. А что произошло?
— Сестру Марфу убили прямо в комнате вашей мамы. А ваша мама ее первая и обнаружила. Конечно, это было для нее огромным потрясением, и теперь как только она вспоминает об этом, начинает плакать. Вы не должны пугаться.
— Может, ей укол какой-нибудь сделать?
— Я же сказал, она сама успокоится. Вот увидите, это пройдет очень скоро. А уколы ей не нужны, она и без того получает достаточно много лекарств.
— Но она так трясется... — Ира бросила на мать взгляд, полный сострадания, смешанного с отвращением.
— Что поделать, голубушка, — пожал плечами врач, — вам придется к этому привыкнуть. Ваша мать — человек тяжело больной. Пока она еще относительно молода, но с возрастом проявления болезни будут все более отталкивающими, это естественный ход вещей, и к этому надо быть готовой. Болезнь, тем более такая, не бывает красивой. Впрочем, никакая болезнь не бывает красивой.
— И что мне делать? Ждать, когда она перестанет плакать?
— Ну, если у вас много свободного времени, можете погулять по парку. А вообще-то я советовал бы вам идти домой. Это что за сумки? Ваши?
— Да, я продукты принесла и еще кое-что, мать просила.
— Повесьте их на крючок, там, на спинке коляски. Не бойтесь, никто не возьмет. У нас тут, знаете ли, не воруют. Пойдемте, я провожу вас до выхода.
Ира повесила сумки на крючок, бросила на мать последний взгляд и поймала себя на том, что испытала неожиданное облегчение от того, что визит оказался таким коротким и она не успела в очередной раз поссориться с ней и испортить себе настроение. В прошлый раз она уходила отсюда в слезах. Симпатичный румяный доктор пошел рядом с ней в сторону выхода из парка, окружавшего дом инвалидов.
— А что случилось с монахиней? — спросила Ира. — Кто ее убил?
— Ну, голубушка, кто ж это знает, — развел руками доктор. — Милиция ищет убийцу, но пока безуспешно.
— Надо же, — вздохнула она, — такая была славная женщина. По-моему, она была единственной, с кем мать ладила. Вернее, кто мог ладить с моей мамой. Ласковая такая, терпеливая. Я бы уж сто раз на мать наорала, а сестра Марфа все терпела, еще и улыбалась. Скажите, а люди всегда делаются такими невыносимо капризными, когда болеют?
— Почти всегда, — кивнул врач. — И чем тяжелее болезнь, тем несноснее становится характер. С этим надо мириться как с неизбежностью, вот и все. Вы, наверное, нечасто маму навещаете?
— Раз в месяц примерно. А как вы догадались?
— Если бы вы приходили чаще, мы бы обязательно познакомились раньше. Ваша мама здесь уже несколько лет...
— Шесть, — уточнила Ира, отчего-то внезапно устыдившись своих редких визитов, которые она наносила матери.
— Да, шесть, — согласился он, — а с вами мы впервые разговариваем. Обычно родственников тех больных, которые находятся здесь долго, я хорошо знаю. Они обязательно заходят ко мне. А вы меня почему-то не жалуете.
— А вы кто? — без обиняков спросила Ира.
— Я — главный врач. Сергей Львович Гуланов, — представился доктор. — А вас зовут, кажется, Ирой?
— Да. Откуда вы знаете?
— Ну, голубушка, — засмеялся Сергей Львович, — вы забываете, как мы тут живем. Это для вас весь мир открыт, а здесь у нас мирок очень замкнутый, от большой жизни наши инвалиды оторваны, варятся в собственном соку и, разумеется, все про всех знают. Правда, поскольку ваша мама потеряла память, как раз о вашей семье нам известно не очень-то много. Но мы знаем, что у вас есть две сестры и брат и они тоже в больнице. К сожалению, для нас так и осталось тайной, что же случилось с вашей мамой и почему она совершила свой ужасный поступок. Если бы врачи это знали, может быть, нам удалось бы вернуть ей память.
— Я тоже не знаю, — призналась Ира.
— И никто не знает? Может быть, есть человек, у которого вы могли бы спросить?
— Нет, — она покачала головой. — Нет такого человека. Никто не знает, что на нее вдруг нашло. Папа, наверное, знал, но он умер на следующий день после этого.
— Так вы совсем одна? — сочувственно спросил Гуланов.
— Совсем. Но я справляюсь, вы не думайте.