Иллюзия греха

Во Львов Ташков прилетел не один. Поскольку речь шла о группе, наверняка связанной с таинственным Аяксом, вместе с Сашей на Украину отправились еще два человека. Львовские оперативники показали им план местности, где располагалась усадьба бывшего детского дома.

— Или официальный путь с множеством препон, потерей времени и гарантией утечки информации, или операция захвата с потерей личного состава, — сделали они вывод после трехчасового совещания.

Вывод, конечно, не утешал.

— Есть еще одно обстоятельство, — сказал Ташков. — Если даже мы придумаем такой план захвата, при котором потери будут минимальными, мы мало чего добьемся. Девочку мы освободим и обитателей усадьбы арестуем, а дальше что? Аякса среди них наверняка нет. И мы его никогда не найдем, так же, как и остальных членов группировки. Наивно надеяться на то, что арестованные сдадут нам остальных. Человек, воспитанный в исламе, умеет не испытывать страха и мужественно встречать смерть. Вряд ли нам удастся их испугать настолько, что они пойдут на предательство своих. Я знаю, среди членов группировки есть люди, которые работают просто за деньги, но их очень и очень мало. Основная масса борется за идею, и мы должны с этим считаться. Если же выкурить обитателей особняка мирным и легальным путем, они обязательно приведут нас к Аяксу и к другим, которых мы, может быть, еще не знаем. Конечно, Ташков лукавил. Он уже был почти полностью уверен, что знает, кто такой Аякс. На совещании у полковника Гордеева его сотрудница Каменская излагала факты очень убедительно и логично. Но сейчас Ташков думал о другом. Он думал о тех ребятах-спецназовцах, которых пошлют в горы брать усадьбу. Если там действительно мощная охрана, то потери будут немалыми. Ради чего? Почему эти ребята должны жертвовать собой? Александр достаточно давно занимался оперативной работой и хорошо знал, что жизнями спецназа никто не дорожит, все это одни красивые слова. Чуть что — поднимают их и посылают на задание, не удосужившись провести предварительную подготовку, даже не дав себе труд подумать о том, как можно было бы обойтись без них. Этих ребят рассматривают как живое мясо, которое не жалко. Чего их жалеть, в самом деле? Работа у них такая. Рисковать собой — их прямая обязанность, они за это получают оклад денежного содержания. Только за два последних года Ташков похоронил пятерых своих друзей, служивших в спецназе. Поэтому сегодня он считал, что, если может сделать хоть что-то, чтобы сохранить хотя бы одну жизнь, он должен это сделать. Никто не заботится об этих ребятах, никто не дорожит их жизнями, и некому их защитить.

— Что ты предлагаешь? — спросил его начальник львовского управления. — У тебя есть вариант?

— Я должен подумать.

— Только недолго, — предупредил Ташкова подполковник Фетисов, приехавший вместе с ним из Москвы. — Времени в обрез. Сам же говорил, у них там девочка. Не дай Бог с ней что случится.

— Не должно. Если Волохов сказал правду, девочка им нужна для исследований и еще для чего-то. Я пока не понял, для чего еще, но это «что-то» совершенно точно есть. Не зря они послали человека в Москву сначала за медицинской картой, потом за книгой. Наташа нужна им живая, по крайней мере пока. Не стали бы они прилагать такие усилия, чтобы достать для нее редкую книгу, если уже списали ее со счетов.

— Может, ты и прав, — задумчиво сказал местный начальник, — но все равно лучше бы побыстрей.

Остаток дня Ташков провел, гуляя по городу. То и дело он останавливался на бульварах перед стендами с расклеенными газетами и пытался их читать. Украинского языка Александр не знал, но кое-что понять все-таки мог. С трудом продравшись сквозь отчасти понятные и совсем непонятные слова, он убедился, что смысл уловить вполне может, и начал изучать местную прессу более пристально. Наконец он нашел то, что искал: статью о благотворительном фонде «Щасливе дитинство», что в переводе означало «Счастливое детство». Здесь же, в статье, был указан адрес фонда и его расчетный счет.

Фонд располагался в маленьком уютном особнячке на улице Ивана Франко. Ташков приготовился к тому, что придется долго и упорно пробиваться к директору фонда, но, к его удивлению, все получилось легко и быстро. Здесь ему не встретилось ни одного мужчины, кругом были только женщины, которым вообще не свойственна охранная психология «держать и не пущать». Все они говорили по-украински, но Ташков их понимал.

Директором фонда тоже была женщина, и Ташкову лицо ее показалось смутно знакомым. Он совершенно точно уже видел раньше эти четко прорисованные брови над слегка раскосыми кошачьими глазами, эту гладкую прическу и полные, красивого рисунка губы. Неужели они знакомы? Это было бы неслыханной удачей.

— Мне кажется, мы с вами встречались, — как можно обаятельнее улыбнулся он. — Вы меня не помните?

— Вы ошибаетесь, — строго ответила директор фонда.

— Но ваше лицо мне знакомо.

— Ничего удивительного, — она слегка улыбнулась, — но мне приятно, что меня все еще узнают, хотя я уже давно не снимаюсь.