Иллюзия греха

— Что вы такого могли узнать, Екатерина Бенедиктовна? Что за чушь вы несете? Мы с Галей любили друг друга пятнадцать лет, и вы...

— Перестаньте! После того что Галочка сделала с собой и с детьми, я решила не предавать огласке ваши темные дела в надежде, что эта страшная трагедия вас образумила. Однако несколько месяцев назад я случайно увидела вас на улице в обществе молодой мамы с очаровательной девочкой, и поняла, что вы снова взялись за свое. Я следила за вами, да-да, не смейтесь, хотя я понимаю, как вам, должно быть, весело представлять себе пожилую даму моего возраста в роли сыщика. Что ж, давайте посмеемся вместе, Валерий Васильевич, над тем списком, который я составила, наблюдая за вашими передвижениями на протяжении четырех месяцев. В этом списке девять адресов и девять имен женщин, которых вы осчастливили своей любовью и готовностью растить вместе с ними ваших общих детишек. Из этих девятерых женщин семеро уже сделали вас отцом, а двое только еще готовятся стать матерью. И после этого вы будете продолжать петь мне о том, что вы встретили и полюбили, что вы нормальный живой человек? Да вы чудовище, Валерий Васильевич, вы монстр, которому не место среди людей.

— Вы несете какой-то бред... Какие эксперименты? С чего вы это выдумали? Да, я не образец нравственности, тут вы правы, и раз уж вы меня выследили, престарелая сыщица, то отпираться я не стану. Я люблю женщин, я их обожаю, я — профессиональный донжуан. И если хотите, я — профессиональный отец. Я люблю, когда мои женщины рожают моих детей. И что плохого в том, что я не могу бросить жену, оставшуюся инвалидом после автокатастрофы? Что вы мне тут мораль читаете? Я — уважаемый врач, доктор наук, ко мне на приемы записываются за три месяца, так что можете себе представить, какие деньги я зарабатываю. Никто из моих детей ни в чем не нуждается, вы слышите? И матери этих детей счастливы, смею вас заверить. Вам не в чем меня упрекнуть.

— А дети Галины? Их вы бросили на произвол судьбы. Почему? Они-то как раз больше всех нуждаются в вашей помощи и внимании. И в ваших деньгах, кстати. За эти четыре месяца вы дважды были у них в больнице, и шли вы, голубчик, с пустыми руками. Я это видела собственными глазами. Вы даже килограмм яблок им не купили. За что такая немилость?

— Вы ничего не знаете. Я даю деньги персоналу, чтобы они регулярно покупали детям все необходимое.

— Допустим. Хотя я склонна думать иначе. Вы перестали о них заботиться, потому что они вам больше не нужны. Они были частью ваших жутких экспериментов, они — уже пройденный этап. Теперь вас больше интересуют ваши новые дети, но вы и их бросите так же безжалостно, как только они перестанут быть вам интересными с научной точки зрения. Валерий Васильевич, я взываю к вашему разуму: остановитесь. Заклинаю вас, остановитесь. То, что вы делаете, противоречит всем законам: и божеским, и человеческим. Я не сторонница крайних мер, вы знаете, и если вы дадите мне слово, что остановитесь, я никому ничего не расскажу.

— Да что вы можете рассказать, Нат Пинкертон в юбке! Чем вы мне угрожаете? Думаете, я вас боюсь? Чего вы добьетесь вашими рассказами? Разрушите счастье нескольких женщин, которые узнают, что они у меня не единственные. Вот и все. Вы этого хотите? Каждая из них растит моего ребенка и счастлива. Вас это раздражает? Вы непременно хотите, чтобы все они страдали? Без этого не успокоитесь?

— Я расскажу им, что вы ставите на них эксперименты. Они должны знать, каких детей растят.

— Зачем? Они вам все равно не поверят. И правильно сделают, потому что это неправда. Вы хотите, чтобы они перестали любить своих детей? Я не подозревал, что в вас столько жестокости, уважаемая Екатерина Бенедиктовна.

— Вы прекрасно знаете, что я говорю правду. Вы правы отчасти, вашим женщинам я действительно ничего не скажу, с меня вполне достаточно той ошибки, которую я уже совершила с несчастной Галочкой, когда рассказала ей о том, что узнала. Она-то мне поверила сразу и безоговорочно. И я до сих пор казню себя за то, что сделала это. Она не перенесла ужасной правды и тронулась умом. Но я скажу о том, что знаю, в другом месте. Если вы не дадите мне слово, что остановитесь. Пообещайте мне, что не станете больше производить ваших замечательных детей, и я буду молчать.

— Послушайте, мне надоели ваши беспочвенные обвинения и пустые угрозы. Я вам в который раз уже повторяю: за всем этим нет ничего, кроме чисто мужского, хотя и необузданного, интереса к женщинам. И все на этом. Раз уж вы зазвали меня в гости, то хотя бы кофе предложите, хозяйка.

— Хорошо, я предложу вам кофе. Но вам я настоятельно советую подумать над моими словами..."