– Здравствуйте, – Кир нашел в коридоре нужную дверь, открыл ее и уставился внутрь.
Странная комнатенка: ни окон, ни дверей, кроме той, в которую он вошел. На полу какой-то мусор, несколько коробок, стул с проломленным сидением, горшки с засохшим цветами.
– Здравствуйте… – неуверенно повторил Кир, понимая, что здороваться тут не с кем.
Он вышел обратно в коридор, сверился с бумажкой – вроде все правильно.
– Простите, – он поймал на ходу мужчину в форме, пробегавшего мимо. – Мне тут повестку прислали, а номер кабинета, вроде, не тот… Не подскажете, как быть?
Мужчина, не останавливаясь, махнул рукой в конец коридора.
– Переехали они, – успел сказать он, словно против своей воли увлекаемый прочь шустрыми ногами. – Туда вам…
Кир проводил взглядом торопливого товарища и двинулся в указанном направлении. Коридор заканчивался двумя дверями. Одна из них была крест-накрест заколочена досками, а другая, едва Кир взялся за ручку, внезапно распахнулась сама.
– По делу Филонова? – без предисловий выпалила женщина, похожая на маленькую ободранную птичку.
От неожиданности Кир поперхнулся.
– Да нет, – он для уверенности заглянул в бумажку. – Виктора Литвинова. Я к товарищу Озерец.
– А, понятно, – птичка клюнула воздух. – Суламифь Юрьевна, к вам…
Женщина с той же поспешностью, что и мужчина в коридоре, унеслась прочь, а заинтригованный Кир шагнул внутрь. К сожалению, Суламифь Юрьевна не оправдала его надежд, она весила килограммов сто, на стуле сидела плотно, дышала шумно и на Кира не смотрела.
– Здравствуйте, – постарался он обратить на себе внимание женщины. – Суламифь…
– Я не Суламифь, – высоким голосом обиженно возразила та. – Я Галочка.
Кир совсем растерялся.
– Галочка… А как же Суламифь?
– Фима! – вдруг, как раскрывшаяся гармонь, взвыла Галина. – К тебе пришли.
Не поднимая глаз от бумаг, лежащих перед ней, она ткнула пальцем себе за спину, вероятно указывая Киру направление дальнейшего движения. Он послушно пошел в глубину кабинета мимо полок и унылых ободранных столов, которых никакая сувенирная мелочевка не могла украсить.
– Прошу вас, – раздался женский голос из-за шкафа. – Проходите сюда.
Кир свернул за шкаф и обомлел. Неприлично долго он смотрел на стройную, точеную девушку с длинными ногами и тонкими запястьями. Цветок, Сезанн, Бердслей, Саломея – Кир даже вспотел от такой красоты. Отвернувшись от окна, на котором она обхаживала семейство пыльных кактусов, девушка с улыбкой посмотрела на посетителя.
– Здрасьте… – выдохнул Кир, глядя в прекрасные семитские глаза.
– Простите, – у нее был сложный низкий голос с хрипотцой и бархатными переливами. – У нас переезд и ремонт. А в повестки по привычке шлепают старые номера кабинетов. Садитесь, пожалуйста.
Кир нащупал ногой стул, проверил рукой его спинку и сел, положив голову себе в ладонь.
– И вы занимаетесь убийствами? – рассматривая это чудо, спросил он.
– И уже давно, – подтвердила девушка. – А вы, – она заглянула в бумаги, – отец…
– Да, я отец, – произнес Кир.
Сейчас даже если бы она назвала его водопроводным краном, он согласился бы.
Утром следующего дня Игнат с удивлением обнаружил, что лишился сна. Та муть, в которой он проболтался несколько часов перед рассветом, могла быть забытьем, обмороком, отключкой, чем угодно, но только не нормальным человеческим отдыхом.
Игнат был чрезвычайно невнимателен к своему здоровью и с детства верил, что умрет не своей смертью. Один из его родственников по материнской линии, дядька Козьма, прожил до девяноста семи лет, терроризируя огромную семью и доводя до отчаяния угрозами пропить все свое наследство – черно-белую телку Афродиту – с алкашом-соседом Пантелеймонычем. У Козьмы в теле было 12 (!) раковых опухолей, а умер он, переев блинов на Масленицу. Не то, чтобы Игнат чувствовал в себе такой же сильный заряд жизненной энергии, но все плановые и неплановые осмотры врачей подтверждали одно и то же – бычье здоровье и неустойчивое состояние нервной системы. Впрочем, последнее не удивило еще ни одного специалиста. «Городской человек, батенька, – заявил очередной профессор, простучав молотком по всем конечностям Игната, – чего вы хотите? Само понятие нормы трансформировалось. Алкоголизм, стресс, экология. Я вас умоляю. У нас каждый второй автомобилист на дороге – нервопат, а каждый третий социально опасен. Да вы посмотрите, как они ездят! Вон, недавно, перед моим носом из третьего ряда какой-то дебил одним махом сворачивает влево! Я еле затормозил! И кто им только права выдает, я не знаю! Уроды!» Подтверждая свою теорию о городских психах, врач швырнул молоточек на стол и, царапая пером бумагу, накатал заключение в карточке Игната. Тот, вежливо улыбаясь, забрал свои бумажки и тихо испарился из кабинета. Как раз такой трюк ему пришлось проделать на днях, чтобы не проскочить нужный переулок. Хотя наверняка это были два совершенно разных случая.