«Просвещение – это выход человека из состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине… Несовершеннолетие по собственной вине – это такое, причина которого заключается не в недостатке рассудка, а в недостатке решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого-то другого»[79]
. «Просвещение не есть знание. Просвещение есть принцип. Мыслить самому – вот принцип просвещения. Это только установка, а не система знания. Просвещаться значит мыслить самому и ставить на место всего другого, на место всех других возможностей, всех других возможных опытов свой опыт. Замещать. Если я нашёл себе место в том, о чём говорится, чем живётся и т. д., то я просветился»[80].История приобретает действительность, или смысл, лишь в той мере, в какой возникают и воспроизводятся Сознание-Бытие и, следовательно, полнота мира человека. У Гегеля, Фихте и Шеллинга под «действительностью» понималось проявление высшего разума, или Божественного замысла. Стремясь преодолеть дуалистическую концепцию мироздания Канта, немецкие мыслители возводили универсалистскую конструкцию на фундаменте пантеизма. Драматичность кантовских антиномий, неразрешимых для человека противоречий мира, «снималась», таким образом за счет гармоничности мироустроения, гарантированной Провидением. Этому взгляду, отдающему дань фатализму и умалению свободы человека, противостоит понимание «действительности» как функции свободы.
Свободным усилием можно «войти» в Бытие, однако физическое существование вне его более естественно для индивида. Дело в том, что подобно импульсу Бытие возникает и гаснет. Нет усилия – и перед нами выпавшее из Бытия существо, умеющее передвигаться на двух ногах, способное рассуждать и обладающее даром речи, но неспособное строить себя и мир. (Вспомним булгаковского профессора Преображенского: «Говорить ещё не значит быть человеком».)
В этом смысле любая жизнь – непростое испытание: индивид свободен и волен стать человеком или остаться всего лишь говорящим двуногим. Такое испытание совсем не подразумевает, что человеку суждено стать счастливым. Счастье, быть может, и вероятно, но определённо не заложено в жизненном пути. Жизнь людей всегда будет трагической – потому, что они обуреваемы страстями, желая все большего и несбыточного, и испытывают страдания (во многом по собственной вине), потому, что человек смертен и его ждёт старческое увядание, болезни.
Выдержал ли человек это испытание – вот ведь какой вопрос в сущности задаётся в конце каждой жизни. Это – тот самый страшный вопрос, который вдруг задал себе толстовский Иван Ильич. И проходят испытание те, кто своей жизнью утверждают полноту и реальность Сознания и Бытия, кто превращают физическое существование в Бытие.
В русском языке глаголы «знать» и «ведать» – синонимы. Поэтому Сознание, или Со-знание может толковаться как со-весть, или совесть. Это указывает на нравственную (или моральную) природу Сознания. В самом широком смысле нравственность есть априорное знание о добре и зле и жизнь в добре – истине, любви, красоте и мысли. Зло – это сосредоточенность исключительно на посюстороннем, мирском, эгоизм, т. е. суетность. Добро – преодоление суетности, создание нового, духовного качества, новой реальности. Не суетность, а истинность. Человек сбывается, состаивается только в мире истинности.